Том 5, № 3 (2019)

Статья посвящена уголовно-правовой характеристике ложного обвинения с целью захвата чужого имущества как разновидности коррупционных преступлений, известных московскому средневековому праву XVI в. На основе анализа публично-правовых актов (уставных и губных грамот), законодательных (Псковской Судной грамоты, Судебника 1550 г.) и иных источников (записок иностранцев о Московском государстве XVI в.) обосновывается отнесение рассматриваемых составов корыстных уголовных правонарушений к группе преступлений коррупционной направленности. Схема преступного деяния предполагала, во-первых, наличие вторичного преступления – заведомо ложных показаний, как правило, от лица уже схваченного разбойника, который указывал на своих якобы «сообщников» из числа заведомо невиновных местных жителей. Во-вторых, изъятие посредством конфискации имущества, принадлежащего заведомо оговоренным и осужденным за соучастие в первичном преступлении. Приобретение части чужого имущества определяло корыстную мотивацию вторичного преступления. В-третьих, особо субъектный состав, ядро которого составляли представители судебной власти и другие должностные лица – своего рода организаторы и активные участники вторичного преступного посягательства. Именно в этом заключалось своеобразие анализируемого деликта, отличающегося такой социальноправовой особенностью, как соучастие во вторичном корыстном преступлении должностных лиц, реализующих свои полномочия в сфере правосудия.

В статье ставится проблема выявления коррупционных правонарушений в церковном праве Московского государства XVI века на примере разбора узкой и широкой трактовок понятия симонии. Показано, что церковное право действовало по принципу аналогии, возводя регулирование коррупционных правонарушений, связанных с взиманием незаконных поборов, к соответствующим правовым институтам, известным в подсистеме светского права. В целом Церковь была заинтересована в легализации незаконных поборов, что осуществлялось двумя путями: 1) через формализацию права и узаконивание ранее неформальных поборов; 2) через превращение неформальных поборов в правовой обычай и представление этих поборов в качестве добровольных «подарков». Второй путь являлся более архаичным, и, видимо, в условиях московского права XVI века получил преобладание первый способ. По итогам рассмотрения источников церковного права видится безосновательной трактовка коррупции в системе церковного права как единичного субъективного греха. Напротив, коррупционные правонарушения следует изучать как системную проблему церковного права, которая не носит субъективного характера и не связана с греховностью отдельных личностей. Подчеркиваются своеобразие церковного права, порожденная им двойственность в трактовке симонии, предлагается объяснение живучести этого института в церковном праве московского периода.

На основе анализа законодательных памятников права Московского государства XV–XVI вв., публично-правовых грамот и нарративных источников автор предпринимает попытку определиться с терминологией в сфере коррупционных правонарушений в российском праве рассматриваемого периода, отграничить посул как обязательную плату за проведение представителями судебной власти определенных законом процессуальных действий, независимо от исхода судебного разбирательства, от «тайного посула» и «тайных поборов», которые приобретали в то время характер коррупционных правонарушений наряду с «лихоимством» и «мздоимством». Анализируются и раскрываются основные аспекты и особенности коррупционных правонарушений, характерные для периода Московского государства. Изучаются не только такие известные памятники российского права, как судебники, но также и уставные грамоты, губные наказы и иные источники права периода XV– XVI вв. Автор обращает внимание на важность, которую законодатель рассматриваемого периода придавал борьбе с чиновничьим произволом на местах.

В статье определены основные нормативные уровни формальных источников права, которые с учетом достижений отечественной правовой мысли и развития законодательства, а также судебной и международной договорной практики осуществляют регулирование организационной деятельности в сфере противодействия коррупции. Также рассмотрены особенности исторического развития такого регулирования на примере анализа концептуальных положений проектов российских федеральных законов о борьбе с коррупцией и о противодействии коррупционной деятельности. Делается вывод о взаимосвязи и взаимозависимости различных уровней нормативного регулирования противодействия коррупции как общесоциального явления и борьбы с различными видами коррупционных правонарушений в российском обществе.

В статье предпринята попытка сформулировать принципы легитимности права, поскольку этот вопрос имеет актуальное значение, но по настоящее время остается дискуссионным. До сих пор существуют источники права, в которых «право силы» превалирует над «силой права». В советском обществе, по сути, не было права, поскольку вместо правовых законов господствовали нормы, исходившие от коммунистической партии. В числе основных принципов правовой легитимности автор выделяет принципы конституционной фундаментализации, народного представительства, выборности парламента, судебного контроля за законодательной деятельностью. Кроме того, легитимность права обеспечивается законодательным регулированием порядка осуществления законотворческой деятельности, участием населения в подготовке и обсуждении законопроектов, профессиональным и творческим использованием правил законодательной техники.

В статье рассматриваются некоторые вопросы, связанные с пониманием эксцесса соучастников преступления и определением уголовно-правовых последствий преступлений, совершенных в соответствующих условиях. В действующем Уголовном кодексе Российской Федерации закреплена дефинитивная норма об эксцессивном поведении исполнителя преступления, но не регламентируется уголовная ответственность этого соучастника при эксцессе, а также ответственность других соучастников преступления. При этом необоснованно не учитывается эксцесс соучастников, не являющихся соисполнителями преступления. Это объясняет выбор цели исследования – определить отправные идеи понимания эксцесса не только исполнителя, но и других соучастников преступления. Задачи статьи: подтвердить возможность эксцесса соучастника, не являющегося исполнителем преступления, обозначить пределы эксцесса соучастников, разработать рекомендации по совершенствованию действующего законодательства в данной области правового регулирования, сформулировать правила квалификации преступлений в условиях эксцесса соучастников. Основные выводы авторов статьи – о понимании эксцесса соучастника без отклонения от концептуальных идей учения о соучастии, об универсальности нормы об эксцессе и необходимости дифференциации ответственности соучастников при эксцессе любого из соучастников.

Конституция Российской Федерации устанавливает, что Российская Федерация – это правовое государство, в котором человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанностью государства; права и свободы человека и гражданина в Российской Федерации признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации, они определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием. Именно на суды возложена обязанность по осуществлению правосудия с целью реализации законных прав и интересов как общества, так и конкретной личности. Принцип неотвратимости наказания предполагает, что общество вправе не только наказывать личность за совершенные нарушения, но и облегчить участь лица, признанного виновным по приговору суда. Федеральным законом от 3 июля 2018 года № 186-ФЗ «О внесении изменений в статью 72 Уголовного кодекса Российской Федерации» внесены изменения, связанные с необходимостью применения льготных формул исчисления срока содержания осужденных под стражей в следственных изоляторах, подлежащего зачету в срок отбытия наказания, в зависимости от вида исправительного учреждения, назначаемого при постановлении приговора.

Статья посвящена изучению типологии личности несовершеннолетних, совершающих преступления в составе организованных групп. Дана характеристика несовершеннолетних, участвующих в преступных формированиях. Рассмотрены основные причины, способствующие развитию у несовершеннолетних преступных наклонностей. Это влияние социальной среды, индивидуальные свойства личности несовершеннолетнего, общественные противоречия. Личность несовершеннолетних преступников в организованных формах ее проявления рассмотрена, исходя из характеристик, включающих в себя социально-демографические признаки, ценностно-нормативную и потребностно-мотивационную сферы сознания личности, функциональные и социально-ролевые отношения индивида. Обозначена роль лидера – члена преступной группы.

Недостатки правовой регламентации участия педагога (психолога) в следственных действиях хорошо известны. УПК РФ не содержит нормы, определяющей общее процессуальное положение этого участника судопроизводства, ограничиваясь регулированием участия педагога (психолога) в следственных действиях, не разграничивает статус педагога и психолога. Обусловленная этим неоднозначность трактовки положений закона затрудняет соблюдение прав и законных интересов несовершеннолетних субъектов уголовного судопроизводства, порождает разнобой в практике. В этих условиях определить статус педагога и психолога в уголовном процессе, понять его роль (функцию) в процессуальных действиях и обозначить объем прав, обеспечивающих эффективность этой деятельности, представляется важным. В статье излагается содержание проведенного авторами исследования теоретических и практических проблем участия педагога и психолога в предварительном расследовании уголовных дел, в ходе которого несовершеннолетние свидетели, потерпевшие, подозреваемые, обвиняемые участвуют в производстве допроса, очной ставки, проверки показаний на месте и других следственных действий, сопровождающихся необходимостью ответа на вопросы следователя или дознавателя. Подвергаясь психологическому воздействию, несовершеннолетние испытывают потребность в защите их интересов со стороны взрослого лица, не имеющего отношения к уголовному процессу, не заинтересованного в его результатах, имеющего опыт работы с детьми и подростками, способного успокоить несовершеннолетнего, объяснить суть следственного действия, помочь установить взаимопонимание со следователем и тем самым значительно снизить риск получения несовершеннолетним психологической травмы. Обосновывается самостоятельный статус педагога, психолога как участника уголовного процесса, формулируются предложения, направленные на совершенствование его процессуального статуса.

В данной статье рассматриваются теоретические и практические проблемы уголовно-процессуального института особого порядка судебного разбирательства. Дается краткая характеристика идеи упрощения судебного разбирательства посредством усечения этапа доказывания. Целью статьи стало выявление некоторых недостатков нормативно-правового регулирования и формулирование предложений дальнейших уголовно-процессуальных исследований, а также направлений совершенствования законодательства. Авторы прослеживают законодательные изменения, регламентирующие особый порядок, высказывают обоснованные сомнения в соответствии особого порядка судебного разбирательства основным уголовно-процессуальным принципам. Проводится сравнение правовой природы приговора, вынесенного в общем и в особом порядке, и обосновывается мысль о двойственности приговора как судебного акта, чему дается критическая оценка. Особое внимание уделено установленной законодателем зависимости особого порядка судопроизводства от согласия потерпевшего, а также критике порядка обжалования постановления следователя об отказе в удовлетворении ходатайства о заключении соглашения о сотрудничестве.

Развитие отечественной банковской системы на современном этапе переживает очередной виток реформирования. Ключевым сегментом, который подвергается изменениям, является Банк России, который с 2013 года претерпел ряд преобразований в правовом регулировании своего статуса, в том числе в сфере банковского контроля и надзора. В статье предпринята попытка исследовать некоторые особенности реализации контрольных полномочий Банком России. Особое внимание в работе авторы акцентируют на анализе нового полномочия Банка России – проведения контрольного мероприятия. В данной статье предпринята попытка раскрыть основные причины введения данной новеллы. Обращается внимание на то, что процедура проведения контрольного мероприятия Банком России регламентируется не только Федеральным законом «О Центральном банке РФ (Банке России)», но и Инструкцией Банка России от 18 декабря 2018 года № 195-И «О порядке организации и проведения Банком России контрольного мероприятия в отношении кредитных организаций и некредитных финансовых организаций, порядке направления копии акта о проведении контрольного мероприятия в кредитную организацию, некредитную финансовую организацию, в отношении которых проводилось контрольное мероприятие».

В настоящей статье рассматриваются вопросы, связанные с деятельностью комитетов при совете директоров (наблюдательном совете) акционерных обществ, акции которых принадлежат Российской Федерации. Проводится краткий обзор корпоративного управления шести акционерных обществ с государственным участием. Исследование основано на анализе внутренних локальных корпоративных актов рассматриваемых обществ, актуального законодательства, российской и зарубежной правовой доктрины. Автор приходит к выводу, что чаще всего в акционерных обществах с государственным участием при совете директоров (наблюдательном совете) создаются комитеты по аудиту, комитеты по стратегии, а также по кадрам и вознаграждениям. Деятельность комитета по аудиту в свете изменений акционерного законодательства подвергнута более подробному анализу. В результате исследования формулируются авторские выводы о положительной динамике в области совершенствования российского корпоративного управления и о перспективах развития инструментов такого управления, обозначается место комитетов при совете директоров в иерархии органов хозяйственных обществ.

В статье проводится анализ социально-экономических и информационно-технологических оснований криминализации мошенничества в сфере компьютерной информации. Показано, что фактор социально-экономический обусловленности и уголовно-правовой охраны информационной и экономической безопасности предопределен становлением и развитием в современном мире цифровой экономики. Что касается информационно-технологических факторов обусловленности уголовно-правовой охраны экономических отношений, они связаны с процессами формирования информационного общества. Как утверждается, в условиях действия новых объективных закономерностей следует смена парадигм уголовно-правовой охраны отношений собственности, и акцент смещается в сторону защиты имущественных и иных экономических отношений в сфере использования информационных и коммуникационных технологий от различного рода неправомерных вмешательств и нарушений. Делается вывод, что механизм уголовно-правового регулирования информационных имущественных отношений нуждается в конструировании новых составов преступлений, смежных с нормами о традиционном мошенничестве, совершаемом с использованием обмана или злоупотребления доверием в отношении исключительно чужих вещей как объектов физического мира или права на имущество.

В статье рассматривается система земского самоуправления как способ борьбы с коррупционными правонарушениями в Русском государстве в середине XVI века. Ставятся следующие проблемы: выяснить, против каких коррупционных правонарушений данная система была направлена, насколько эффективно справлялась с ними. Основной для антикоррупционных мероприятий в рамках земской реформы являлась замена местного административно-судебного аппарата на органы местного самоуправления, формируемые выборными «лучшими людьми». При выдаче земских грамот разнообразные сборы в пользу волостелей и тиунов заменялись на фиксированный денежный оброк, уплачивавшийся в пользу верховной власти раз в год, что существенно сокращало возможности для проявлений коррупции. Более того, ряд положений земских грамот специально фиксировал отсутствие необходимости передавать каким-либо должностным лицам «посулы и поминки», т. е. не предусмотренное Судебником вознаграждение за осуществление должностным лицом его функций. Судя по земским грамотам, верховная власть понимала, что новые выборные должностные лица тоже могут совершать коррупционные правонарушения, в связи с чем в грамоты включался прямой запрет принимать «подарки» в связи с осуществлением своих функций, а наказанием за нарушение этого запрета являлась смертная казнь.