Полный текст
Введение
На протяжении более чем двухсот лет, с момента своего появления во второй половине XV в. и вплоть до 1682 г., институт местничества играл важную роль в деле регулирования служебных отношений и политической консолидации российской знати. По наблюдениям А.А. Зимина и С.О. Шмидта, складывание местнической системы в первой трети XVI в. происходило в среде старомосковских бояр. Первоначально местничество носило исключительно служилый характер, и лишь с включением в Думу служилых князей в эпоху «боярского правления» 1530–40-х гг. к служилому принципу добавился родословный [Зимин 1970, с. 118; Шмидт 1973, с. 268; Шмидт 1996, с. 335–336]. Начиная с середины XVI в. правительство Московского государства предпринимает попытки поставить местничество под свой прямой контроль, создать законодательную базу института и в случае необходимости, использовать ее правовые нормы для налаживания диалога с представителями правящего сословия [Эскин 2009, с. 189–190, 403].
Кроме того, местничество подчас выступало в роли не только регулятора служебных отношений, но и инструмента государственной кадровой политики, позволявшего манипулировать «родословным человеком» и даже отдельными социальными группами. В этих случаях местнические «дела» могли использоваться властью в политических целях и оказывать существенное влияние на положение отдельных служилых людей или целых родов в иерархической структуре Государева двора [Эскин 2009, с. 189–190; Шмидт 1973, с. 279–280].
Рассмотрению одного из подобных местнических «случаев», относящегося к истории княжеских родов Трубецких и Щенятевых, посвящена настоящая статья.
«И князь Олександр Трубецкой на князя Петра Щенятева государю бил челом»
Местнические конфликты с участием кн. Трубецких хорошо известны. Согласно реестру местнических «дел», составленному Ю.М. Эскиным, в правление царя Ивана IV Грозного представители рода Трубецких вступали в местнические противостояния дважды, причем оба раза в роли истца выступал представитель старшей ветви Трубецких – кн. Ф.М. Трубецкой. В сентябре 1567 г. он «бил челом» на кн. И.Ю. Голицына, а в октябре 1583 г. – на его брата, кн. В.Ю. Голицына [Эскин 1994, с. 56, 79, № 174, 386].
Наше внимание привлекло еще одно «дело о местех» кн. Трубецких, не отмеченное в реестре Ю.М. Эскина и не нашедшее отражения в современной исследовательской литературе1. Речь идет о местническом споре кн. Александра Богдановича (Семеновича) Трубецкого с кн. Петром Михайловичем Щенятевым в 1564 г. Упоминание об этом конфликте содержится в опубликованных П.И. Ивановым отрывках местнического «дела» кн. Т.Р. Трубецкого и кн. А.И. Голицына 1598 г. В ходе этого судебного разбирательства Т.Р. Трубецкой подал местническую «память» следующего содержания:
«В Полоцку в городе был князь Петр Щенятев с товарыщи, а князь Олександр Трубецкой был в остроге; и князь Олександр Трубецкой на князя Петра Щенятева государю бил челом» (Счетные дела 1852, ч. 2, с. 15).
К какому времени относятся описанные в «памяти» события?
Литовский город Полоцк был взят русскими войсками 15 февраля 1563 г. Сразу после капитуляции в Полоцк назначили восьмерых воевод во главе с кн. П.И. Шуйским (Петров 2004, с. 70). Год спустя, 26 января 1564 г., армия П.И. Шуйского, вторгшаяся с территории Полоцкого повета на земли Великого княжества Литовского, была наголову разбита литовцами в битве на р. Уле. Сам кн. Шуйский, бежавший с поля боя, погиб от рук литовского крестьянина (по другой версии – шляхтича) [Янушкевич 2013, с. 83–99; Филюшкин, Кузьмин 2017, с. 49–54; Ерусалимский 2017, с. 16–24; Пенской 2019, с. 134–151; Волков 2020, с. 136–139]2. После ульской катастрофы в Полоцк были направлены новые воеводы: пятеро – непосредственно в «город», двое – «в острог за Полотою рекою» (укрепленный Заполоцкий посад) и двое – «в прибавку». Первым воеводой Полоцка стал кн. П.М. Щенятев; кн. А.Б. Трубецкой возглавил гарнизон «острога». Произошло это, надо полагать, в самом конце зимы или же весной 1564 г. (РК 1966, с. 205–206; Буганов 1969, с. 220)3.
Местнический протест кн. А.Б. Трубецкого состоялся, вероятнее всего, при росписи полоцких воевод, в момент получения ими разрядных списков.
Инициированная кн. Александром тяжба на сегодняшний момент является наиболее ранним зафиксированным в источниках местническим «делом» Трубецких. Каковы были причины этого конфликта? Для ответа на этот вопрос обратимся к служебным «карьерам» обоих его участников.
Княжеский род Щенятевых происходил от старшего сына Гедимина, кн. Наримонта. В 1408 г. их предок кн. Патрикий Наримонтович выехал на Русь и перешел на службу к московскому князю Василию I. На протяжении XV столетия кн. Патрикеевы занимали высокое положение при дворах московских правителей. Родоначальником Щенятевых стал кн. Даниил Васильевич Щеня Патрикеев – один из крупнейших русских полководцев рубежа XV–XVI вв.
Сын Щени, кн. Михаил Данилович Щенятев, начиная с 1510-х гг. входил в число виднейших думских бояр и воевод, а около 1522 г. фактически возглавил Боярскую думу. Уже в следующем году кн. Михаил угодил в опалу и вплоть до своей кончины в 1534 г. практически не получал серьезных служебных назначений [Белов 2020 a, с. 61–63; Белов 2020 b, с. 21–22]. Его сыновья, В.М. и П.М. Щенятевы, вновь появляются на государевой службе только в 1541 г. Процесс реинкорпорации Щенятевых в состав Государева двора сопровождался местническими нападками в их адрес со стороны князей Воротынских и Курлятевых. Однако уже к середине 1550-х гг. Щенятевым удалось занять прочные позиции при дворе Ивана IV, и их местнический статус более не оспаривался4. После смерти в 1547 г. кн. В.М. Щенятева его брат, кн. П.М. Щенятев, остался единственным представителем рода. Как и его отец, Петр Михайлович занимал первенствующие места в Боярской думе и воеводском корпусе. Первая половина 1560-х гг. стала временем его наибольшего влияния5. В этот период Щенятев неоднократно возглавлял титульные полки и самостоятельные полевые соединения6; в Полоцком походе 1562/63 г. под его командой находился Сторожевой полк (Петров 2004, с. 43). Таким образом, на момент своего назначения в Полоцк князь Петр являлся одним из наиболее знатных аристократов и востребованных воевод Московского царства и обладал высоким местническим статусом.
Кн. А.Б. Трубецкой имел совершенно иные «стартовые позиции», нежели его местнический оппонент. Князья Трубецкие вели свой род от среднего сына Гедимина, кн. Ольгерда. Трубецкие вынужденно перешли под руку Ивана III в ходе русско-литовской войны 1500–1503 гг. В России им удалось сохранить полусуверенную власть над своими трубчевскими владениями и получить статус «слуг» московских государей [Кром 2010, с. 115, 117; Кобрин 1985, с. 64–65; Зимин 1975, с. 41; Зимин 1988, с. 127; Павлов 1992, с. 160; Флоря 2002, с. 102–106]. По этой причине Трубецкие на протяжении длительного времени появлялись на великокняжеской службе от случая к случаю. По наблюдению Н.А. Подчасова, «князья Трубецкие в первых двух поколениях получали в войсковой иерархии важные и почетные, но не первостепенные места. Им не доверяли самостоятельных полевых соединений, но поручали командование отдельными полками» (Подчасов 2018 b, с. 45–46). Интенсивность службы Трубецких в первой половине XVI в. была невысока. По сравнению с другими князьями Гедиминовичами они отличались служебной пассивностью, а потому имели более низкий местнический статус (Подчасов 2018 b, с. 45–46) [Скрынников 1981, с. 46; Володихин 2010, с. 174–175]. Кроме того, вплоть до 1570 г. Трубецкие не были представлены в Боярской думе [Корзинин 2017, с. 166]7, что также оказывало негативное влияние на их местнические позиции при дворе. Пребывая на положении полунезависимых удельных властителей, Трубецкие не стремились нести регулярную военную или административную службу, а потому их «природная» знатность «на протяжении полувека не подтверждалась ни думными чинами, ни высокими назначениями» [Подчасов 2016, с. 37].
Отец А.Б. Трубецкого, кн. Богдан-Семен Александрович Трубецкой, появлялся на службе чаще других представителей своего рода. В период с 1531 по 1553 г. он получил не менее 14 служебных назначений, в том числе – должность 1-го воеводы Большого полка в войске на «Берегу» (Подчасов 2018 b, с. 41–42). Сам А.Б. Трубецкой впервые фиксируется на службе в 1557/58 г. До местнического «дела» 1564 г. он успел получить только два назначения: воеводой в Васильсурск и Трубчевск (Подчасов 2018 b, с. 44). В Полоцком походе 1562/63 г. князь Александр «спал в стану государя», а затем был «прибран в есаулы» (Петров 2004, с. 47, 49). А.Б. Трубецкой значительно уступал П.М. Щенятеву по всем параметрам: его происхождение и уж тем более служебный ранг не давали никаких оснований надеяться на успех в предстоящем местническом «поединке».
Чем же можно объяснить столь нелогичный на первый взгляд поступок кн. А.Б. Трубецкого?
В исследовательской литературе неоднократно отмечалось, что начиная с 1560-х гг. представители третьего поколения кн. Трубецких на московской службе обнаруживают стремление к активному участию в политической жизни страны. Резко возрастает число назначений Трубецких на военные и административные посты, сами князья инициируют местнические «дела» с другими представителями титулованной аристократии, всеми силами пытаются полноценно инкорпорироваться в местническую систему Московского государства (Подчасов 2018 b, с. 45–51) [Подчасов 2016, с. 36–37].
Причины, побудившие князей Трубецких окончательно выйти на государеву службу, по сей день являются предметом историографических споров8. По нашему мнению, объяснение действий Трубецких следует усматривать в земельной политике московского правительства начала 1560-х гг. 15 января 1562 г. на заседании Боярской думы был принят приговор «о княжих вотчинах», существенно ограничивший пути наследования вотчинных земель и наносивший серьезный урон родовому княжескому землевладению (Сводный судебник 1956, с. 529–532). В отличие от предыдущих земельных указов, в приговоре 1562 г. наравне с другими крупными вотчинниками фигурировали служилые князья, в том числе князья Трубецкие. По замечанию В.Б. Кобрина, в перспективе приговор «создавал возможности для ликвидации княжеского землевладения в полуудельных вотчинах верхнеоцких князей – Воротынских, Одоевских, Трубецких и т. д.» [Кобрин 1985, с. 83–85]9. Полу-обособленное положение, занимаемое Трубецкими по отношению к основной массе представителей русской служилой знати, на протяжении длительного времени вело к ослаблению их собственных местнических позиций. Направленный на постепенную ликвидацию удельного землевладения приговор 1562 г. делал позиции Трубецких еще более шаткими10. Единственным выходом из сложившейся ситуации было скорейшее встраивание Трубецких в иерархическую систему Государева двора, нашедшее выражение в их окончательном переходе на царскую службу.
Прежде всего Трубецким надлежало прояснить свой настоящий местнический статус, занять достойную позицию в местнической иерархии Московского государства, соответствующую их собственным амбициям и в то же время признаваемую другими представителями служилой аристократии.
Инициатор местнического спора весны 1564 г. кн. А.Б. Трубецкой и по родословному, и по служебному счетам сильно уступал своему оппоненту, кн. П.М. Щенятеву. Чем руководствовался князь Трубецкой, затевая едва ли не изначально проигрышное «дело о местех»?
Природа местнического выпада кн. А.Б. Трубецкого против кн. П.М. Щенятева становится более понятна при анализе социального положения княжеского рода Трубецких в предшествующий период. Как уже отмечалось выше, начальный этап становления института местничества был связан со средой старомосковского боярства, представители которого занимали воеводские, административные и придворные должности и были всецело включены в государеву «службу по отечеству». В первой трети XVI в. княжата-«слуги» занимали позицию формально более высокую, чем старомосковские бояре. Несмотря на свою слабую вовлеченность в дела управления государством, они находились вне системы местнических отношений, стояли над служилой знатью [Зимин 1972, с. 404; Зимин 1988, с. 145]. Абсолютное большинство княжат окончательно перешли на службу московским государям и влились в ряды Боярской думы в конце 20-х – 50-х гг. XVI в. [Зимин 1988, с. 145–146; Корзинин 2016 a, с. 117]. Князья Трубецкие, напротив, продолжали сохранять статус «служилых князей» и во второй половине XVI столетия11. В последнем обстоятельстве, на наш взгляд, и следует усматривать причину необъяснимой, казалось бы, местнической самонадеянности кн. А.Б. Трубецкого. Князья Патрикеевы, к числу которых принадлежал и кн. П.М. Щенятев, перешли на службу Москве на столетие раньше Трубецких и с самого начала оказались включены в состав служилой боярской аристократии. По замечанию М.Е. Бычковой и В.Д. Назарова, Патрикеевы никогда не входили в число княжат-«слуг», не имели полуудельных земельных владений и даже тени той самостоятельности, которой обладали «служилые князья» [Бычкова 1986, с. 33; Назаров 2000, с. 193; Назаров 2008, с. 361]. Можно предположить, что, затевая местническую «прю» с кн. П.М. Щенятевым, кн. А.Б. Трубецкой руководствовался старыми, характерными для первой трети XVI в., представлениями об исключительном статусе служилых князей, позволявшем им успешно соперничать со старомосковской боярской знатью, возвышаться над ней, невзирая на служебные заслуги и происхождение последней.
Необоснованные местнические претензии кн. А.Б. Трубецкого были решительно отвергнуты царем Иваном IV. Несколько месяцев спустя, в сентябре того же 1564 г., полоцкий гарнизон во главе с кн. П.М. Щенятевым успешно отбил атаку польско-литовских войск кн. Н.Ю. Радзивилла (ПСРЛ 1906, с. 390; ПСРЛ 1965, с. 340; РК 1966, с. 211; Kronika 1846, S. 414). Иван Грозный решил отметить оборонявших город воевод, отправив к ним дворянина Василия Щепу «с милостивым словом и с похволою» и комплектом «золотых наградных». Кн. А.Б. Трубецкой был наряду с прочими воеводами удостоен «золотого угорского». Однако в разрядном наградном списке его имя оказалось помещено на предпоследнем месте, после имевших боярский чин кн. П.М. Щенятева, кн. А.И. Ногтева Суздальского, С.В. Яковли и В.Д. Данилова (РК 1975, с. 135, 137–138)12; это противоречило давней традиции, согласно которой не входившие в Думу княжата-«слуги» писались в разрядах впереди бояр [Шмидт 1973, с. 279]. Впоследствии Трубецкие объясняли данную «потерьку» тем, что кн. А.Б. Трубецкой понес наказание за свой местнический выпад: «…а в речи он написан после бояр потому, что князь Олександр толды был из дворян в воеводах, а бояре все писаны рядом, а воеводы писаны после, да и потому, что он на князя Петра на Щенятева бил челом о местех, и он потому написан после бояр» (выделено нами. – Н. Б.) (Счетные дела 1852, с. 15). В свойственной ему манере Иван Грозный недвусмысленно указал Трубецкому на его истинное место в служилой иерархии – ниже не только его местнического оппонента, кн. П.М. Щенятева, но и всех членов Боярской думы. Этот неприятный для кн. А.Б. Трубецкого эпизод, по всей видимости, никак не отразился на его дальнейшей службе: в 1564–1565 гг. он служил воеводой в Туле (РК 1966, с. 215; РК 1982, с. 180, 198; РК 1974, с. 29), а летом 1567 г. по неизвестным причинам скончался13.
Местническое «дело» весны 1564 г. являлось, скорее всего, первой попыткой кн. Трубецких встроиться в систему местнических отношений Московского государства. Попытка эта оказалась неудачной: как можно предположить, кн. А.Б. Трубецкой вступил в местническое противостояние с превосходящим противником, кн. П.М. Щенятевым, основываясь на прежних представлениях об особом положении своего рода, характерных для времени правления Василия III и бесконечно устаревших к моменту возникновения интересующей нас местнической тяжбы. Царю Ивану Грозному пришлось укротить непомерные «аппетиты» князя Александра, отклонив его местнический протест и указав ему на приоритет служилой боярской аристократии. Князья Трубецкие усвоили преподанный царем урок: с середины 1560-х гг. представители рода Трубецких начинают регулярно появляться на государевой службе, получать служебные воеводские назначения [Подчасов 2016, с. 35–36], а к 1570 г. входят в состав опричного Двора и опричной Боярской думы [Кобрин 2008, с. 83–84; Корзинин 2016 b, с. 13, 23–24]. Надо полагать, что вступление Трубецких в опричнину было продиктовано именно их двусмысленным положением предопричного периода: родовитые Гедиминовичи, по своим служебным заслугам они значительно уступали многим представителям думской титулованной знати. Поражение в споре с Щенятевым, обнаружившее крайнюю уязвимость их позиций в дворовой иерархии, могло отчасти подстегнуть Трубецких к участию в опричном мероприятии царя Ивана, создававшем поистине уникальные условия для практически невозможного в обычных обстоятельствах «карьерного роста». Добившийся особого благорасположения царя Ивана IV, укрепившийся на государевой службе в составе опричного, а позднее – «особого» Двора, кн. Ф.М. Трубецкой избрал своими местническими противниками князей Голицыных и Куракиных – младших родственников Щенятевых, сильно пострадавших от опричных репрессий и утративших некогда высокие позиции в Думе14. Местническая борьба Трубецких с Голицыными и Куракиными продолжалась вплоть до Смутного времени и завершилась фактической победой Трубецких, обретших на сей раз поддержку в лице Ивана Грозного и его преемников, царей Федора Ивановича и Бориса Годунова [Павлов 1992, с. 41; Эскин 2009, с. 117; Подчасов 2016, с. 35–36, 39].
Заключение
Таким образом, в местническом «деле» 1564 г. наглядно проявились проблемы, в полный рост вставшие перед кн. Трубецкими в канун опричнины. Поражение в споре с кн. П.М. Щенятевым, вызванное чрезмерными претензиями кн. А.Б. Трубецкого, вкупе с перманентно ухудшавшимся политическим статусом княжеского рода вынудило их изменить прежнюю тактику: окончательно перейти на государеву службу, войти в Боярскую думу и ближайшее окружение царя Ивана Грозного и, воспользовавшись его поддержкой, занять достойную позицию в местнической иерархии страны.
