В статье освещается проблема типологии говоров Среднего Поволжья. Особое внимание уделяется вторичным говорам с признаками южнорусских диалектных основ, статус которых в поволжских атласах определяется неоднозначно. Обозначается ареал описываемого диалектного типа. Указывается на то, что в левобережной части Среднего Поволжья, в так называемом Заволжье, велика вероятность существования вторичных среднерусских говоров с сохранением признаков южнорусских материнских основ. В качестве основного источника используются данные региональных атласов. Привлекаются материалы диалектологических экспедиций в села Самарской области. Описание типологических характеристик вторичных говоров с южной основой, которые обозначены на картах региональных атласов как среднерусские, базируется на анализе изоглосс фонетических, грамматических и собственно лексических диалектных явлений. В говорах с завершившимся переходом в среднерусские типологически значимыми южнорусскими чертами являются типы яканья с сохранением диссимиляции гласных, смычно-взрывное (англ. obstruent) произношение г вторичного происхождения и другие фонетические, морфологические и лексические особенности, составляющие ряды двучленных диалектных соответствий. По языковым основам такие говоры часто полидиалектны. В отдельных говорах южнорусская основа не вызывает сомнения – и можно констатировать только начало перехода в среднерусский тип. Поднимается вопрос о существовании вторичных диалектных типов, сформировавшихся в результате ассимиляции говоров южнорусского наречия с другими говорами, не только в Поволжье, но и на других территориях с благоприятными условиями междиалектного контактирования. Делается вывод, что наличие среднерусского типа и южнорусских основ в описываемых говорах можно только при условии достаточного объема сведений по типологически значимым уровням диалектного языка, на которых системные отношения проявляются со всей очевидностью и которые представлены на лингвистических картах устойчивыми изоглоссами. Данные о вторичных типах говоров должны опираться на структурно-типологическую классификацию диалектных явлений различных уровней, включая лексический.
Введение
Проблема типологии говоров Среднего Поволжья неоднократно рассматривалась в исследованиях диалектологов [Малаховский 1949; Баранникова 1975, 2000; Скобликова 1982; Мурзаева 2005, 2015, 2015а; Зиброва 2014; Барабина, Зиброва 2002], однако и сегодня нельзя считать ее решенной. Причины этого прежде всего кроются в недостаточном лингвогеографическом освещении говоров Среднего Поволжья.
Ход исследования
Общая типологическая характеристика говоров Среднего Поволжья базируется либо на приблизительном и неточном представлении их на первой диалектологической карте русского языка, составленной специальной комиссией Российской Академии Наук в 1914 году, либо на констатации их уникальной «пестроты» и генетического разнообразия. Согласно наиболее ранним источникам, средневолжские говоры считаются преимущественно окающими говорами владимирско-поволжского типа, который, как свидетельствует является первая диалектологическая карта, на данной территории является преобладающим [Дурново 1915, с. 25]. Этот вывод основан на не вполне точном, а местами ошибочном лингвогеографическом представлении говоров в Поволжье.
Нельзя при этом не учитывать и тот факт, что и сам термин «Среднее Поволжье» имеет в научной литературе различное содержание. Он получил широкое распространение лишь в первой половине XX в., и первоначально под Средним Поволжьем подразумевалась территория от Волго-Камского слияния до впадения реки Самары в Волгу. Позднее в историко-географических исследованиях в границах Среднего Поволжья рассматривали не только Казанскую, Симбирскую и Самарскую губернии, но и Саратовскую [Цыганова 2015, с. 156], следовательно, в современном административном делении это территории Ульяновской, Саратовской и Самарской областей, а также Республики Татарстан. В отдельных диалектологических исследованиях термин «Среднее Поволжье» понимается по-прежнему более широко [Мызников 2005], а языковой ландшафт представляется «сложным конгломератом севернорусских, южнорусских и среднерусских говоров» [Мызников 2017, с. 122]. В своем исследовании мы рассматриваем только территории, охваченные региональными атласами русского языка, в первую очередь атласом говоров Среднего и Нижнего Поволжья [Баранникова 2000], то есть прилегающие к среднему течению р. Волга между 52,50о и 55,75о с. ш. в границах современных Ульяновской, Самарской и Саратовской областей, с частичным охватом территории Пензенской области, не вошедшей в «Диалектологический атлас русского языка» (ДАРЯ).
По данным лингвогеографии, в Среднем Поволжье следует отдельно рассматривать правобережную и левобережную часть территории. Правобережные говоры региона отличаются относительным единством, которое обусловлено преобладанием окающих говоров, а вот в заволжской части языковой ландшафт представляет собой сочетание окающих (владимирско-поволжских), среднерусских акающих говоров и говоров южнорусских. Диалектное членение отдельных континуумов вторичных говоров, так называемых говоров территорий позднего заселения, производится с учетом экстралингвистических и собственно лингвистических оснований для классификации (например, [Супрун, Брысина 2015] – волгоградские говоры на территории Нижнего Поволжья). В силу сложности языковой ситуации в поволжском регионе, который справедливо называется перекрестком культур и языков, такой подход является вполне оправданным. В отношении же средневолжских говоров следует остановиться на собственно лингвистических признаках диалектных различий, так как носители русских говоров Среднего Поволжья не имеют заметных этнографических особенностей по сравнению с русским населением Центра России. С точки зрения языковых характеристик средневолжские говоры обладают признаками структурно-типологического сходства с центральными говорами, представленными в ДАРЯ, а на отдельных языковых ярусах имеют с ними несомненное генетическое единство [Баженова 2001, с. 6–21]. И все же об отдельных проявлениях типологического своеобразия средневолжских говоров следует сказать особо.
Одним из проявлений этого своеобразия является существование переходных диалектных типов, сформировавшихся на основе различных говоров южнорусского наречия. Основная часть среднерусских говоров с признаками южнорусских основ в Среднем Поволжье бытует в заволжской, левобережной части региона, на юге и юго-востоке Самарской области и в восточных районах Саратовской области. Т.И. Мурзаева отмечает, характеризуя саратовские среднерусские говоры: «В некоторых районах Левобережья южнорусские элементы настолько сильны, что порой трудно решить, южнорусский говор или среднерусский» [Мурзаева 2016, с. 182]. Например, в говоре с. Любицкое Пугачевского района Саратовской области, отмеченном под № 417 на картах поволжского атласа как южнорусский говор [Баранникова 2000], присутствует умеренное яканье, -т’ на конце глаголов 3 лица, формы инфинитива типа гресть, плесть, возвратные глаголы с постфиксом -си (боялси), согласование существительных среднего рода по женскому. В говоре также зафиксированы смычно-взрывное произношение г, твердое ч наряду с мягким ш’ш’, вариативность в употреблении форм местоимений меня, тебя и мене, тебе и преобладание общеупотребительной лексики над диалектной (ухват, ковш, суягная, брезговать). С другой стороны, среднерусским считается говор с. Милорадовка Краснопартизанского р-на Саратовской области (№ 430), в котором отмечено умеренное яканье, фрикативное γ, мягкое -ть на конце глаголов 3 лица при единичных случаях твердого -т и формы типа у меня. В правобережной части Среднего Поволжья выделяется среди других среднерусский акающий говор с. Анненково Кузнецкого района Пензенской области (№ 235), в котором зафиксировано ассимилятивно-диссимилятивное яканье, фрикативное γ, мягкое -ть на конце глаголов 3 лица и формы типа у меня, лексемы квашня, ковш, сковородник, ухват, суягная и др. языковые черты, характерные для большинства среднерусских говоров и литературного языка. Сделанные наблюдения позволяют сделать вывод, что четких критериев разграничения, с одной стороны, южнорусских говоров с наметившимся переходом в среднерусские и, с другой стороны, среднерусских говоров с южнорусской основой пока не существует. Думается, что первые представляют собой вполне обычное явление в южнорусских говорах любой территории, если брать во внимание усиливающееся влияние литературного языка, а вот вторые встречаются реже и могут служить проявлениями своеобразия диалектного ландшафта.
Предположение о существовании вторичных говоров, сформировавшихся в результате ассимилирующего воздействия среднерусских говоров на южнорусские, было высказано еще в середине прошлого века. Так, в исследовании А.Н. Гвоздева [Гвоздев 1925] содержится указание на особую группу пензенских южнорусских говоров, обладающих чертами сходства с традиционными среднерусскими говорами: в них наряду с фрикативным γ, мягким -ть в 3 лице глаголов и др. южнорусскими особенностями отмечены формы местоимения Р.–В. п. меня; для большинства из них характерно умеренное яканье. Позднее А.Н. Гвоздевым опубликовано описание взаимосвязанных говоров сел Кануевка и Владимировка Безенчукского района Куйбышевской (Самарской) области, в которых отмечается «переход южнорусского говора в среднерусский» [Гвоздев 1949, с. 311]. Южнорусский тип говора с. Кануевка обнаруживается в фонетике и морфологии, а на лексическом уровне наблюдается значительный перевес слов, свойственных также литературному языку (зыбка, квашня, ковш, сковородник, валек, суягная, лаять, брезговать). С южнорусскими говорами данный говор сближается 1) последовательным ассимилятивно-диссимилятивным яканьем; 2) устойчивым употреблением местоимений Р.-В.п. с окончанием -е (у мене); 3) формами инфинитива на -ть вместо -ти (привесть), а также исть ‘есть’. Проявлениями перехода в среднерусский тип являются последовательное произношение взрывного г, которое, однако, в слабой позиции конца слова оглушается в х, употребление форм глаголов 3 лица с твердым -т на фоне преобладающих форм на -ть (идеть и идет), вариативное употребление лексем волк и бирюк, петь и играть (песни). В говоре с. Владимировка процесс утраты южнорусских черт продвинулся дальше: там имеется уже меня, тебя и обычно твердое -т на конце глаголов 3 лица.
Нам довелось наблюдать говор с. Кануевка в 1996 году, то есть спустя 50 лет. Мы застали достаточно сформировавшийся среднерусский акающий говор, который характеризуется общей сглаженностью типологически значимых особенностей, при этом проявления южнорусского компонента единичны или лексикализованы. Об этом можно судить по суммарной характеристике устойчивых диалектных особенностей речи всех информантов. Ассимилятивно-диссимилятивное яканье в говоре сохраняется, но в заметно поколебленном виде. Предударное ’а на месте е чаще всего произносится: 1) перед твердыми согласными (в'арнýлъ, с'астры́, п'атрóвнъ, р'амóнт, пр'иб'арájут, б'адá) – в 67 % вариантов из полной выборки на данную позицию; 2) перед мягкими согласными, если под ударением – гласные верхнего подъема (б'ар'úт'ь, р'ад'úскъ, н'а п'úл'и) – в 64 % вариантов на данную позицию; при этом доля варианта ’а в общей выборке на позицию перед мягкими согласными составляет только 42 %. Следовательно, в целом ассимилятивно-диссимилятивное яканье в говоре изменилось в умеренно-диссимилятивное, а в речи двух из 35 старожилов, от которых были сделаны записи, зафиксировано умеренное яканье.
Кроме того, для всех старожилов села Кануевка характерны: г взрывной, который оглушается не только в х (снех), но и в к (снек), в глагольных формах 3 лица теперь преобладает твердое -т (случаи на -ть единичны), южнорусские формы типа у мене употребляются уже наряду с у меня. Всем представителям старшего поколения говора свойственно произношение твердого и полумягкого ч (случаи ч’ единичны). В речи отдельных жителей отмечены также случаи стяжения в глагольных формах, твердое с в возвратных глаголах, инфинитив на -чи (п’аччы́), формы местоимений типа ан’é. Все эти особенности инодиалектной основы являются устойчивыми в большинстве самарских акающих среднерусских говоров [Баженова 2001, с. 13,17].
По-видимому, это не случайные и не ошибочные фиксации, потому что подобная картина наблюдается еще, по крайней мере, в пяти селах Самарской области. На уровне предударного вокализма в таких говорах наблюдаются различные стадии трансформации исходной системы яканья, в основе которой когда-то была диссимиляция гласных, т. е. динамика развития предударного вокализма говора выстраивается в цепь перехода: ассимилятивно-диссимилятивное яканье – умеренно-диссимилятивное яканье – умеренное яканье.
Так, в селах Кануевка, Владимировка, Преполовенка, Дмитриевка Безенчукского района и в Ольгино Шигонского района обнаруживается ассимилятивно-диссимилятивное яканье новоселковского подтипа, и только в одном селе, Ломовке Пестравского района, ассимилятивно-диссимилятивное яканье имеет другое происхождение (култуковский подтип). Ассимилятивно-диссимилятивное яканье в этих говорах бытует в значительно поколебленном виде, и везде трансформация проявляется в утрате ассимиляции гласных и утверждении принципа умеренности. В 2019 году в Преполовенке мы наблюдали в речи нескольких наших информантов уже умеренное яканье.
Всем этим говорам свойственно произношение взрывного г, который оглушается в х (в Кануевке, Владимировке и Ольгино) или в к (в Преполовенке, Ломовке, Дмитриевке). Во всех этих говорах преобладают формы 3 лица с твердым -т (случаи на -ть единичны). В 4 говорах из 6 утвердились формы местоимений типа у меня (в Преполовенке, Дмитриевке, Ольгино, Владимировке) и только в Кануевке и Ломовке архаической частью носителей говора продолжают употребляться южнорусские формы типа у мене. Следовательно, во всех шести говорах утвердился среднерусский акающий тип (взрывное г, местоимение типа у меня, твердое -т на конце глаголов 3 лица), при этом сохраняются реликты южнорусских особенностей, образующих в русских говорах двучленные соответствия. Такими реликтами являются случаи диалектного произношения хв и х вместо ф, которые отмечены только в Ломовке; возвратные формы с гласным перед постфиксом (сашлúся) – только в Дмитриевке; инфинитив типа плесть, весть, идтить – в 4 селах. В плане лексики все говоры отличаются заметным единством: им для них характерны слова ухват, квашня, зыбка, валек, уповод, суягная, брезговать, разговаривать и баять, вопить ‘плакать по покойнику’; диалектные лексемы, характерные для южнорусских говоров нашего региона, отмечаются спорадически: рубель (а не валек), упряжка (а не уповод) – в Ломовке, собака брешет – в Преполовенке, гутарить (и баять) – во Владимировке.
Говоры, о которых идет речь в нашей статье, бытуют в центральных районах Самарской области в соседстве со среднерусскими акающими говорами. Однако южнорусские говоры, ставшие их основой, были, по-видимому, неоднородными, что проявляется в разнообразии подтипов ассимилятивно-диссимилятивного яканья и в неодинаковом составе сохранившихся южнорусских особенностей. Это подтверждается также историческими данными: основателями сел Кануевка, Владимировка, Преполовенка, Ольгино Безенчукского района были переселенцы из Рязанской губернии, в то время как Ломовка основана выходцами из-под Ломова Пензенской губернии (отсюда и топоним), Дмитриевка (первоначально – Беляки, по необычной манере переселенцев носить все белое) – крестьянами Витебской губернии. Почти во всех случаях есть указания на то, что на новых местах переселенцы встречались с каким-то исконным населением, например, в Кануевке – с самовольным поселением староверов.
В отдельных говорах можно наблюдать очевидные проявления полидиалектной основы. В 2005–2007 гг. нами были получены диктофонные записи говора из поселка Высотино Хворостянского района, основанного в 30-х годах ХХ века переселенцами из близлежащих сел Владимировки и Новотулки того же района. Оба материнских говора являются акающими, но первый – среднерусский с полидиалектной основой, в которой преобладает южнорусский компонент, а второй – южнорусский, имеющий в основе тульский говор. Различаются они и по времени образования: Новотулка существует с 1825 г., а Владимировка основана в конце XVII века. Различия, свойственные материнским говорам, можно наблюдать только в речи пожилых коренных жителей поселка Высотино. У новотульских переселенцев – это произношение фрикативного г γ (наряду с взрывным), непоследовательно фиксирующееся мягкое -т на конце глаголов 3 лица (дадуть), диалектные формы инфинитива (принесть), формы личных местоимений у мине; у владимировских отмечено последовательное произношение взрывного г, твердый -т на конце глаголов, формы типа у меня, диалектные формы инфинитива не зафиксированы.
Одним из «скрепов», объединяющих генетически разнородные материнские говоры в поселке, служит умеренное яканье, которое изначально было свойственно только одному из них – южнорусскому говору переселенцев из с. Новотулка. За небольшой период совместного существования в пределах одного населенного пункта сложился комплекс следующих общих для всех носителей говора черт: 1) твердое произношение долгого ш (приташшыли) и мягкое произношение ч; 2) стяжение в глагольных формах (паказыват); 3) возвратные формы глагола с гласными перед -ся (училися). Процесс образования среднерусского говора идет достаточно интенсивно. Об этом свидетельствуют факты исчезновения γ, вытеснения южнорусских форм глаголов 3 лица и личных местоимений типа у мене.
Исторически полидиалектны и другие села, в которых определены вторичные говоры с южнорусскими основами. Так, например, в селе Долматовка Борского р-на (№ 165) существовало 7 концов, среди которых – тамбовский, пензенский, тульский, украинский («Хохлы»). Расшифрованные аудиозаписи диалектной речи, сделанные в Долматовке, свидетельствует о том, что говор в настоящее время однороден, хотя на картах он характеризуется по-разному: в поволжском атласе – как южнорусский, в самарском атласе – как среднерусский с южнорусской основой.
Многие признаки свидетельствуют о наличии вполне сформировавшегося среднерусского говора и в селе Утевка Нефтегорского района (№ 179): взрывное г, которое оглушается в большинстве случаев в к (80 % примеров от полной выборки), последовательное употребление форм местоимений типа у меня, твердое -т в окончаниях глаголов 3 лица. О южнорусской основе данного говора можно судить по случаям оглушения г в х (в 20 % примеров), единичным фиксациям произношения у вместо в в приставке и проклитике (у л'éс, уз'áл, ус'ý) и х вместо ф (хундáмент, гадóх, дялóх, симянóх), инфинитивным образованиям типа атнéсть наряду многочисленными фиксациями инфинитивных форм, совпадающих с литературными. Признаки, совпадающие с литературными, можно дополнить следующим перечнем: мягкое ч' и долгое ш'ш', значительно преобладающие (80 % от всего количества представленных примеров) формы местоимений с и в окончаниях (ан'ú, маjúм), мягкий с в постфиксе возвратных глаголов.
В полидиалектных селах присутствует южнорусская лексика: сукотная овца, собака брешет, упряжка, пряжка, чапельник, рогач, люлька.
В вокализме говоров с полидиалектными основами устанавливается принцип умеренности, т.е. разграничение произношения предударных гласных перед твердым и мягким согласными, что характерно на нашей территории главным образом для говоров среднерусских. Тридцать лет назад в них было зафиксировано умеренное яканье (в Утевке Нефтегорского р-на, Владимировке Хворостянского р-на) и умеренно-диссимилятивное (в Долматовке) – насколько возможно было это установить с учетом влияния литературного языка. Принцип умеренности, как наиболее соответствующий общерусской системе предударного вокализма, является в данном случае результатом нивелировки, приспособления диалектной системы к современным условиям бытования диалектов.
В ряде пунктов, отмеченных на картах атласов как среднерусские говоры, трансформация южнорусских основ только началась, о чем свидетельствуют недавние результаты обследования этих сел экспедициями под нашим руководством. В целом эти говоры (№ 217 – Верхние Росташи Большечерниговского р-на, № 199 – Александровка Большеглушицкого, № 187 – Криволучье-Ивановка Красноармейского р-на Самарской области) еще очень близки к южнорусским, хотя нивелирующее влияние литературного языка повсеместно сказывается. По историческим сведениям, их основу составили переселенческие тамбовские, орловские и рязанские говоры примерно в одно и то же время – в середине или второй половине
XVIII века. Все они расположены на юге Самарской области, где среднерусские говоры бытуют в соседстве с жнорусскими, нередко в пределах одного населенного пункта.
В них отмечено произношение взрывного г и фрикативного γ, в архаическом слое говора преобладают глагольные формы 3 лица на -ть, наблюдается вариативность в употреблении форм у меня и у мене с явным преобладанием первых. Им свойственно ассимилятивно-диссимилятивное яканье, более или менее сохранившееся, которое под влиянием соседствующих среднерусских говоров и, конечно, литературного языка трансформируется, однако диссимилятивная (южнорусская) основа везде проявляет устойчивость.
Так, в системе ассимилятивно-диссимилятивного яканья села Верхние Росташи (№ 217 на картах поволжских атласов) во всех позициях отмечаются предударные гласные и, е и литературный вариант еи. Причем диалектный вариант ’а на месте гласных неверхнего подъема является преобладающим лишь в положении перед твердым согласным ударного слога (78 % от общего количества примеров на данную позицию), а в предударном слоге перед мягким согласным произносится чаще и, еи или е; причем в соседстве с мягкими согласными вариант ’а скорее всего отмечается перед ударными гласными верхнего подъема (29 % случаев на данную позицию), перед другими ударными гласными удельный вес варианта ’а еще меньше: 19 % фиксаций перед средними ударными гласными и 17 % перед слогом с широким а под ударением. Следовательно, ведущим принципом в системе яканья села Верхние Росташи является теперь принцип умеренности; принцип диссимиляции в произношении гласных сохраняется в сильно поколебленном виде; ассимиляция в вокализме почти полностью утрачена. Можно предположить, что яканье в говоре представляет собой ступень перехода от диссимилятивного яканья к яканью умеренному, обусловленного общими тенденциями развития южнорусских систем вокализма. В говоре с. Криволучье-Ивановка (№ 187) на основании нашей выборки из аудиозаписей 2010 года установлено уже достаточно поколебленное ассимилятивно-диссимилятивное яканье, однако сохранившее признаки кидусовского подтипа. А вот в говоре с. Александровки (№199), обследованном нами с экспедицией в 2016 г., подтип ассимилятивно-диссимилятивного яканья установить уже не удается.
Кроме того, этим говорам свойственно последовательно мягкое произношение шипящих и остаточные проявления диалектного произношения в и ф, прогрессивное ассимилятивное смягчение заднеязычных (Петькя), инфинитив на -ть (идтить, принесть), возвратные глаголы с -ся после гласного (сашлися), согласование существительных среднего рода по женскому, лексикализация диалектного произношения ударного гласного в слове исть ‘есть’. В словарном составе данных говоров присутствуют лексемы люлька, дежа, чапельник, рогач, овца котная, котух, играть песни, икра ‘льдина’, кричать (по покойнику), гребовать и др.
Заключение
С полной уверенностью утверждать наличие среднерусского типа и южнорусских основ в описываемых говорах можно только при условии достаточного объема сведений по типологически значимым уровням диалектного языка, на которых системные отношения проявляются со всей очевидностью и которые представлены на лингвистических картах устойчивыми изоглоссами. В первую очередь следует учитывать фонетические особенности, среди которых для среднерусского акающего типа первостепенное значение имеет предударный вокализм и произношение согласных, во вторую очередь – морфологические и собственно лексические явления, входящие в двучленные однопланные соответствия.
По-видимому, вторичные говоры с южнорусскими основами в Среднем Поволжье довольно распространены, хотя встречаются значительно реже других типов среднерусских акающих говоров. Присутствие признаков южнорусских материнских основ можно предполагать также в саратовских среднерусских говорах, отмеченных индексами 364, 366, 432, 454, 455, 456, 467 [Баранникова 2000].
Если среднерусские акающие говоры с севернорусской основой отличаются единством типологических признаков, то вторичные говоры, отмеченные на картах поволжских атласов как среднерусские с южнорусской основой (или как еще южнорусские), таким единством состава типологических характеристик не отличаются, что обусловлено неодинаковым характером основы (моно- или полидиалектной), различными условиями бытования, разновременностью образования и генетической неоднородностью, а также многими экстралингвистическими факторами.
Дополнительные сведения о формировании вторичных говоров уточняют сведения поволжских атласов и могут быть использованы в структурно-типологической классификации диалектных явлений различных уровней, включая лексический.
Автор, ответственный за переписку.
Email: bazhenova@pgsga.ru
ORCID iD: 0000-0002-4151-0686
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, культуры речи и методики их преподавания, филологический факультет
Россия, 443099, Российская Федерация, г. Самара, ул. М. Горького, 65/67.
