Языковая репрезентация концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА немецкими эонимами

Полный текст

Введение

Общественно-политические события имеют особое значение для жизни конкретного социума, фиксируясь в языке и сохраняясь в виде особых единиц исторической памяти конкретного народа, формируя образ прошлого в языковом сознании данной лингвокультурной общности. Ученые-гуманитарии отмечают, что «образ прошлого формируется в символическом поле исторического воображения настоящего» [Постникова 2014, с. 216]. Создаваемый образ способствует фиксации в общественном сознании исторических закономерностей, что позволяет нации на их основании ориентироваться и развиваться в современном мире, выстраивая свою систему ценностных доминант.

Образы прошлого обозначаются термином «коммуникативная память» (термин Я. Ассмана). Все важные для одного конкретного языкового общества исторические события превращаются в его дискурсивных практиках в коммуникативные прецеденты и становятся неотъемлемой частью коммуникативного сознания нации [Туманова 2015].

Коммуникативное сознание отражается в немецком языке во множестве речевых практик одного конкретного языкового сообщества в одном историческом контексте. Общественно-политический дискурс выстраивается в зависимости от социально-политического устройства данного общества, а его порядок, наиболее близкий интересам власти, постоянно контролируется [Foucaudt 2000]. Формирование коммуникативного сознания происходит посредством оценки как внеязыковой реальности (фактов, событий, физических объектов), так и ключевых концептов в социокультурном контексте.

Способность интерпретировать деятельность отдельного человека, так и языкового сообщества зависит от понимания «национально-культурной текстовой концептосферы» нации (термин Г.Г. Слышкина). Базовыми в ее формировании являются разного рода прецедентные тексты, формирующие социально-исторический контекст эпохи, т. е. выделяющие определенные маркеры, характеризующие знаменательные события, явления, и меняющиеся под влиянием трансформаций в жизни государства.

Целью данной работы является описание языковой рефлексии прецедентных исторических событий в послевоенной Германии, представленных в немецком языке концептом БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА. Под концептом понимается «ментальная репрезентация явлений действительности в сознании носителей языка» [Баранова, Мишина 2021, с. 113]. При рассмотрении концепта анализу подвергаются его структура и содержание, которые выявляются через значения языковых единиц, репрезентирующих данный концепт, их словарные дефиниции и речевые контексты [Болдырев 2004, с. 26]. Содержание концепта сформировано совокупностью когнитивных признаков концептуального предмета или явления, внутренне упорядоченных по полевому принципу, в котором различаются ядро, ближняя, дальняя и крайняя периферии. Структуру концепта, напротив, составляют компоненты различной когнитивной природы, описывающие чувственный образ и информационно-интерпретационное поле [Попова, Стернин, 2007, с. 81].

Для реализации поставленной цели определены следующие задачи: дефиниция и описание языковых единиц, фиксирующих историческую память немецкого народа; изучение способов вербализации концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА и его значения в ФРГ; лингвистический анализ эонимов (ключевых слов эпохи) как языковых репрезентантов концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА. Эонимы, связанные с концептом БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА, спустя почти 35 лет после объединения Германии продолжают становиться «Словами года» в лингвистических рейтингах Общества немецкого языка (Gesellschaft für die deutsche Sprache e. V.) [GfdS], что подтверждает значимость этого концепта в современном немецком языке и актуальность настоящей работы.

Очевидно, что интерпретация эонимов невозможна без привлечения лингвокультурологических знаний. В ходе исследования применялся комплекс методов, среди которых описательный, сравнительно-исторический, эвристический метод, сравнительно-сопоставительный анализ эонимов, вербализующих концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА.

 

Историческая память и эонимы

Значимые в историческом контексте концепты всегда вызывают в сознании носителей языка многообразные ассоциации, эмоциональные реакции и рефлексы. Такие концепты передают информацию не только об исторических эпохах с их многочисленными событиями, но и заключают в себе сведения об изменениях формы и содержания рассуждений носителей языка и трансформацию иерархии ценностей бытия немцев в диахронном разрезе.

В ноябре 2024 года будет отмечаться 35-летие знаменательного события для истории современной Германии – падения Берлинской стены. Концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА остается значимым для немецкоязычного общественно-политического дискурса (прежде всего в объединенной Германии) и в настоящее время.

Языковая картина мира носителей языка отражается в восприятии культурно-этнического компонента, что происходит посредством лексических единицах языка. В языке рефлексируется концептуализация мира национальной языковой личностью [Мысоченко 2005, с. 157]. Для понимания ее текстового сообщения и картины мира в целом необходим семантический анализ лексических единиц, посредством которого открывается доступ к глубинным эстетическим подтекстам послания [Конарева 2007].

В концепции Я. Ассманна, которая опирается на работы М. Хальбвакса о социальных рамках памяти и о явлении коллективной памяти носителей языка, коммуникативная и культурная память противопоставляются индивидуальной памяти. Для индивидуальной памяти типично изолированное нахождение во внутреннем, субъективном временном пространстве, отсутствие зависимости от общественного воздействия. На коммуникативную память оказывают непосредственное влияние законы социальной эпохи. Культурная память помогает запечатлеть исторические, мифические и культурные маркеры времени и аккумулирует в себе информацию о традициях, обрядах, ритуалах и проч. [Assmann 2008; Тивьяева 2018].

Историческая память как феномен, несущий в себе знания о прошлом, является предметом изучения историков, в работах которых она описывается как сфокусированное сознание, передающее ценную информацию о произошедших событиях и явлениях в их непосредственной связи со временем настоящим и возможным влиянием в будущем. В исторической памяти аккумулируется и копится опыт нации и государства, необходимый для его дальнейшего развития и влияния на сферу общественного сознания [Тощенко 2000]. Историческая память служит основой для общественной идентификации, которая корректируется с течением времени государственными, политическими и социальными установками. Накопление и пополнение информационной базы исторической памяти происходит за счет реальных событий, отражающихся также в языке СМИ, литературе и изобразительном искусстве. Историческая память является специализированной, конвенциально закрепленной и нарративно обработанной формой культурной памяти [Шистеров 2014].

В роли маркеров исторической эпохи или определенного временного периода выступают лексические единицы, именуемые в лингвистике рядом синонимичных терминов: слова-хронофакты (термин З.Е. Фоминой), ключевые слова (термин А. Вежбицкой), ключевые слова текущего момента (термин Т.В. Шмелевой), слова-свидетели (термин Р. Бахема). Данные лексические единицы рассматриваются в рамках исследований по лексикологии, фразеологии, прагматике, структурной лингвистике, стилистике, когнитивистике, лингвопрагматике, лингвокультурологии, политолингвистике и в других. В нашей работе для обозначения лексических единиц, отражающих эпоху и несущих в себе ее отпечаток, являющихся языковыми единицами исторической памяти, предлагается использовать новый термин – «эонимы» (от древнегреческого αἰών, обозначающего эпоху, век, жизненный путь человека). Введение этого термина позволит унифицировать имеющиеся исследования идеологем, ноэм, ключевых слов текущего момента, прецедентных имен, выделив среди них те, которые имеют непосредственную связь с историческими, культурными, социальными событиями в общественно-политическом дискурсе и определить перспективы их дальнейшего анализа в рамках социолингвистики, политической лингвистики и лингвокультурологии.

Благодаря своей актуальности и общественной значимости, ключевые слова эпохи становятся часто употребляемыми в речи носителей языка [Мельник 2017, с. 34]. Так, описывая неологизмы эпохи коронавируса, Л.А. Нефедова отмечает, что ключевые слова представляют собой новые номинации в содержательном плане, которые чаще всего раскрывают свое значение в контексте современности [Нефедова 2021, с. 189–190]. Под современностью можно понимать ситуацию, в которую человек вовлечен полностью в текущий момент жизни [Майер 2021, с. 14]. Пространственно-временные координаты понятия «современность» равны настоящему времени, отражая происходящие события в жизни общества и его индивидуумов. Все, что в жизни общества и его членов не участвует, считается несовременным.

В ФРГ с 1971 года проводится лингвистическая акция «Слово года» [GfdS]. В некотором смысле реализуемый «Обществом немецкого языка» проект по составлению ежегодных рейтингов значимых языковых единиц считается «прародителем» лингвистических акций (die Mutter der Wort-Aktionen) в Германии [Greule 2017, с. 278]. Жюри «Общества немецкого языка» состоит из его руководителей и научных сотрудников. Члены жюри отбирают за несколько недель до конца года около десяти слов, выбранных на основе анализа актуальных за год публикаций, литературных и музыкальных произведений, цитат, названий кинофильмов, сообщений в СМИ и других источников, посвященных различным сферам и событиям жизни в Германии, из тысяч представленных вариантов, присланных носителями языка. По утверждению председателя «Общества немецкого языка», профессора Петера Шлобински, каждый может принимать участие в акции «Слово года», направив предложения с точным указанием источника и кратким объяснением своего выбора до 25 ноября текущего года по почте, электронным сообщением или заполнив специальную анкету на сайте Общества [GfdS, Youtube].

Однако не частота употребления эонима переводит его в рейтинг «Слова года». Ключевую роль играют историческая, политическая, культурная и социальная значимость языковых единиц (это могут быть словосочетания, фразеологизмы и устойчивые фразовые единства, крылатые фразы, цитаты, прецедентные афоризмы) для текущего момента в развития нации. Фактически список «Слово года» – вклад в современную историю, языковые единицы из списка не связаны с рекомендациями или оценками, они фиксируют происходящие события [Greule 2017, с. 279].

«Слово года» рассматривается членами жюри «Общества немецкого языка» не только с точки зрения социолингвистики, но и как «символ определенного периода – от года до эпохи». Они описываются как знаки времени (эпохи), «брендовая идентичность года», в которой запечатлены происходящие социальные изменения и новые тенденции в стране в определенный промежуток времени. «Слова года» – лексические единицы, за которыми «встает эпоха» [Абрамова 2018, с. 8].

Отталкиваясь от представленного определения «слов года», можно рассматривать слова, представленные в т.н. рейтинговых списках лингвистических проектов «Слово года», как одну из основных сфер-источников эонимов. Эонимы – ключевые слова, зафиксировавшие моменты эпохи, важные исторические, политические, социальные события в жизни общества. Это слова-символы эпохи, моментально вызывающие у носителей языка соответствующие тому историческому периоду ассоциации. Для людей, живших в тот самый момент эпохи, это будут собственные рефлексии на основании имеющегося опыта и знаний. Для более молодого поколения – это исторические прецеденты, требующие ознакомления с дополнительной информацией, обсуждения с представителями старшего поколения, т. е. эонимы образуют связь поколений наравне с прецедентными текстами. По утверждению Г.Г. Слышкина, прецедентные феномены – неотъемлемая часть контекста эпохи, в которой они вписаны, а изменение их корпуса происходит под влиянием перемен в жизни нации [Слышкин 2000, с. 31]. Эонимы – это одновременно прецедентные феномены, реалии, слова с особой коннотацией, неологизмы, историзмы (иногда архаизмы). Их изучение позволяет исследовать языковую рефлексию феноменов и происходящих в обществе и на политической арене событий.

Научная новизна и теоретическая значимость нашей работы заключаются во введении нового лингвистического термина – «эоним», что может стимулировать более детальное комплексное исследование языковой рефлексии исторических и политических событий в различных дискурсивных практиках.

 

Концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА в немецком языке

К одним из самых ярких периодов в истории Германии, сказавшемся не только на особенностях развития нации, но и отразившемся в языке, относится период ее разделения на Восточную и Западную после Второй мировой войны как зон оккупации союзниками и связанная с этим особая ситуация по разделу и статусу Берлина. Узусы бывшей ФРГ и ГДР сохранили в себе эту историческую память и спустя несколько десятилетий после объединения Германии. Для исследователей это одно из самых уникальных явлений в развитии немецкого языка, ведь по обе стороны стены говорили на немецком языке, но саму стену называли по-разному. Берлинская стена была возведена по инициативе партийного руководства ГДР 13 августа 1961 года. Стена проходила через Берлин, разделяя город административно-политически (на восточную и западную части).

Если для жителей западной части Берлина на границе стояла Берлинская стена (Berliner Mauer), то с восточной стороны находился «антифашистский оборонительный вал» (Antifaschistischer Schutzwall). Обвинения в нацистском прошлом и неонацизме, таким образом, предъявлялись только Западной Германии. В повседневной жизни восточные немцы использовали слово Mauer, f, а статус пограничного перехода отражала лексема Grenze, f. Такая конкуренция двух лексем фиксировалась именно в Берлине. Так, например, на вопрос случайному прохожему, как пройти на улицу Leipziger Straße, чаще можно было услышать ответ: «Das ist Richtung Grenze» (Это по направлению к границе) [Трошина 2015, с. 251].

В языке жителей ГДР сложился лексический узус, пронизанный советизмами и ироническими номинациями. К ним принадлежат, например, Subbotnik, m (субботник), Jägerschnitzel, n (охотничья колбаса, обжаренная в панировке), Erichs Lampenladen, m (Дворец Республики в Берлине, символ ГДР, обыграно имя Эриха Хонекера, генсека СЕПГ, а фойе Дворца, освещенное 1001 стеклянной лампой, прозвали «Ламповой лавкой Эриха»), Soljanka, f (солянка), Kosmonaut, m (космонавт) [Туманова 2022, с. 165].

Мы исследуем эонимы, образующие концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА как один из главных символов эпохи существования ГДР и ФРГ в современном немецком языке, принимая их за единицы культурной, в частности исторической памяти, немецкого народа в целом. В то время, как в пропагандистской кампании Социалистической единой партии Германии речь шла об «антифашистском оборонительном вале», созданном для защиты граждан восточной Германии от финансового и идеологического влияния Запада, на Западе говорили о том, что жители ГДР заперты в собственном государстве (das Einsperren der DDR-Bürger im eigenen Staat), называя Берлинское сооружение Schandmauer, f (стена позора) [Wörter, die Geschichte machten 2001, с. 41]. Метафорой «позорная стена» впервые отреагировал тогдашний федеральный канцлер ФРГ Вилли Брандт на построенную в 1961 году Берлинскую стену, закрепив его употребление как термин в общественно-политической коммуникации вплоть до начала 1970-х годов, когда постепенно начинали налаживаться отношения между двумя германскими государствами.

С возведением стены высотой до 4 м и протяженностью более 150 км 13 августа 1961 года Восточный Берлин был отделен от западной части города. «Большой Берлин», изначально находясь в центре советской зоны оккупации, также был разделен на 4 сектора, однако, советский сектор был самым большим: в него входили восемь восточных районов города [История Германии 2008, с. 338].

Число беженцев (среди которых были и официально иммигрировавшие лица, так и нелегальные «перебежчики») из ГДР в ФРГ ежегодно росло: в 1953 году выехало около 391 тыс. человек, в 1954 году – 184 тыс., в 1955 году – 252 тыс. человек [История Германии 2008, с. 498]. Руководство ГДР положило конец так называемой практике «голосования ногами» (Abstimmung mit den Füßen), приняв решение о возведении стены. 20 августа 1961 года Эрих Хонеккер приказал: «Gegen Verräter und Grenzverletzer ist die Schusswaffe anzuwenden» (Chronik der Wende). Слово Schießbefehl, m (приказ стрелять) стало эонимом. 6 октября 1961 года министр обороны ГДР дал соответствующий приказ пограничным войскам, что привело к гибели многих людей. Так, в ночь с 12 на 13 августа 1961 г. попытка перепрыгнуть, сделать подкоп или просто перейти за стену стоила жизни 80 жителям ГДР. Совет министров ГДР выступил с официальным заявлением, в котором закрытие границы было обосновано как ответ на «обострение реваншистской политики» Западной Германии и «систематическую вербовку граждан ГДР» [История Германии 2008, с. 504]. Тем не менее летом 1989 года ни «антифашистский оборонительный вал», ни «приказ стрелять» не предотвратили массовое бегство граждан ГДР. Вечером 9 ноября 1989 года, в «ночь ночей» (Nacht der Nächte) десятки тысяч берлинцев покинули территорию ГДР, Берлинская стена пала. Это событие нашло отражение в языке, именуясь Schicksalstag, m (судьбоносный день) (aktuell4u).

Вербализация концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА происходит посредством дериватов от Mauer, f (стена). Среди ключевых производных лексем выделим слова: Mauerbau, m (сооружение стены); Mauerbefindlichkeit, f (ощущение присутствия стены); Mauerflüchtling, m / Mauerläufer, m (тот, кому удалось сбежать/убежать за стену); Mauerschütze, m (стрелок/снайпер на стене); Mauerfall, m (падение стены); Mauerprozess, m (судебный процесс над ответственными за сооружение стены) [Трошина 2015, с. 250].

Метафорическим производным от слова Mauer, m стало Mauerspecht, m ((«настенный») дятел), занявшее девятую позицию рейтинга «Слова 1989 года» [GfdS]. Этот эоним-композит состоит из двух частей – «стена» и «дятел», а ироническая метафора характеризовала людей, которые подобно дятлам отламывали (отколупывали) от Берлинской стены кусочки для продажи как сувениров, разрушая ее [Wörter, die Geschichte machten 2001, с. 42]. После падения стены тысячи берлинцев и туристов проявляли интерес к сохранению как кусочка истории – маленькой частицы стены, стимулируя тем самым ее дальнейшее уничтожение. «Разрушители» стены (изготовители сувениров) использовали орудия всех калибров, чтобы справиться с железобетоном. Фрагменты стены как популярные берлинские сувениры получили наименование Mauersteine (кусочки [субстанция] стены) (Chronik der Wende).

В формировании немецкоязычного дискурса БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ можно выделить три основных этапа [Shethar, Hartung 1998]:

1. 1950–1960-е гг. (до возведения Берлинской стены 13.08.1961 и в первые годы ее существования) – немецкий язык воспринимался как прочная основа германской нации, все возникающие языковые различия между ФРГ и ГДР обозначались как временные явления, но вопросы единства немецкого языка лингвистами не обсуждались.
2. С начала 1970-х гг. руководство ГДР стало пропагандировать собственный путь развития страны, подчеркивалась самобытность восточных немцев как отдельной социалистической немецкой нации, немецкий язык в ГДР предлагалось рассматривать как язык социалистической немецкой нации. Среди лингвистов все чаще возникал вопрос о расширении спектра национальных вариантов немецкого языка: стоило ли различать три варианта (немецкий, австрийский и швейцарский) или четыре, учитывая разграничение языков в ГДР и в ФРГ. В связи с задачей укрепления внутригерманских отношений ряд западных лингвистов продолжал поддерживать концепцию языка как средства объединения всей нации.
3. Осложнение экономической ситуации в ГДР привело в конце 1980-х гг. к попыткам возобновления диалога с Западом путем поддержания концепта ЕДИНЫЙ ЯЗЫК и ослабления значимости концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА.

Однако концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА и сегодня остается довольно устойчивым в сознании немцев. После падения Стены появились такие выражения, как äußere Mauer (внешняя [реальная] стена) и innere Mauer (внутренняя стена, стена в головах [в сознании]) [Wörter, die Geschichte machten 2001, с. 42]. Таким образом, практически одновременно с формированием дискурса БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ воздвигались «дискурсивные стены» [Трошина 2015, с. 254], которые проявлялись не только в ментальных различиях между гражданами ФРГ и ГДР, но и в их речевом поведении.

 

Эонимы как репрезентанты концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА

Изменения в коммуникативном поведении и языковом сознании носителей немецкого языка в послевоенный период привели к появлению «стены в головах». «Стена в головах» – это, по сути, «дискурсивная стена» (термин Н.Н. Трошиной) [Трошина 2015, с. 254], образованная взаимосвязанными контекстами, которые, в свою очередь, зафиксированы в языковых стереотипах. Стереотип представляет собой «схематическое и стандартное представление о политическом феномене», существенными признаками которого выступают устойчивость употребления и особая эмоциональная окраска [Чудинов 2006, с. 46]. Стереотипы могут служить как формированию и сохранению групповой идеологии, так и создавать и поддерживать образ «мы-группы» в положительном свете [Прохоров 2009, с. 165].

Источником примеров таких языковых стереотипов могут быть данные опроса 1993 года в университетах в бывших ФРГ и ГДР на тему «Языковое развитие в Германии» (Sprachentwicklung in Deutschland) [Reiher 1996]. В сознании жителей Западной Германии восточные немцы обладают ментальностью людей, постоянно ощущающих угрозу и находящихся в защитном бункере (Bunkermentalität, f), передвигающихся на малолитражных машинах марки «Трабант» (Trabbifahrer, m).

Уменьшительно-ласкательные и усеченные формы редко включаются в список «Слово года», в основном среди эонимов встречаются полные формы существительных или словосочетания. Диминутив Trabi, m, образованный от марки автомобиля Trabant, занял последнюю строчку в рейтинге слов-символов 1989 года. Это малолитражный автомобиль производства ГДР с двухцилиндровым двухтактным двигателем мощностью 26 лошадиных сил. С 1964 по 1990 г. было выпущено 2,4 млн экземпляров модели “Trabant 601”. Автомобиль заправлялся топливно-масляной смесью и имел особый пластиковый кузов. Несмотря на ряд очевидных недостатков, в том числе неэкологичность и малые габариты, Trabi, m считался для многих надежным транспортным средством (по сути единственным) для путешествий.

После открытия границы в ноябре 1989 г. целый Trabi-Karawane, f (караван Траби) проехал по Западной Германии. «Трабант» стал символом «движения к свободе». Западные немцы поначалу встретили своих восточных соседей с распростертыми объятиями и выразили свою радость, положив цветы за стеклоочистители Trabi. ADAC призвал западногерманских автомобилистов быть внимательными, поскольку водители Trabi двигались по автобанам со скоростью 70–80 км/ч. В некоторых городах не выписывались штрафы за парковку, если нарушителем правил дорожного движения был гражданин ГДР, а на многих заправочных станциях готовились специальные Trabi-Cocktails (бензиново-масляная смесь в соотношении 30:1). Но когда Trabi-Welle, f (волна Trabi) захлестнула всю страну, стали расти Trabi-Sorgen (беспокойство по поводу Trabi), а вместе с этим недовольство многих жителей Западного Берлина: в основном жалобы были на привилегии для жителей восточной части города. Trabi не только поляризовал население, но и установил стандарты, несмотря на недостатки, многочисленные шутки, насмешки, Trabi стал символом свободы на Западе, в чем одна из причин включения его «Обществом немецкого языка» в «слова года» в 1989 году [Thiess 2017, с. 360].

Словом Busch, m (заросли) стали называть «новые федеральные земли», а западные специалисты, направленные на работу «в экстремальные условия» получали надбавку, которая именовалась Buschzulage, f. Первоначально композитом Buschzulage, обозначались особые, преимущественно денежные льготы, которые колониальные чиновники Германской империи получали за работу в колониях «im Busch» (в зарослях). Слово никогда не было оценочно-нейтральным, отражая типичное высокомерие т. н. Mutterländer и их представителей [Kramer 1996, с. 57]. В результате актуализации этого слова в ФРГ в переломную эпоху Buschzulage приобретает дополнительные коннотации: С одной стороны, im Busch и das Gebiet der ehemaligen DDR (территория бывшей ГДР) употребляются синонимично с дополнительным коннотацией «колония», усиливая пейоративность. С другой стороны, Buschzulage употребляется как эвфемизм для обозначения «безналоговых доплат западногерманским госслужащим и судьям в Восточной Германии», «компенсации», а также «зарплаты и пособия за трудности», которые должны стимулировать жителей западной Германии поехать в качестве Aufbauhelfer, m (помощники в восстановлении) в «новые земли» ФРГ [Kramer 1996, с. 57].

В свою очередь, импликация, содержащаяся в концепте, ставшем политическим термином и «главным словом» 1991 года – «новые федеральные земли» (die neuen Bundesländer) закрепила ментальное разделение Германии на восточную и западную части даже после падения Берлинской стены и объединения страны. Присоединение новых федеральных земель к ФРГ вызывало негативное отношение некоторых граждан бывшей ФРГ. Причины подобного отношения заключались, в первую очередь, в том, что новым регионам требовалась экономическая поддержка. Для помощи в развитии новых территорий правительству пришлось ввести «налог на солидарность», который жители ФРГ платили в пользу развития бывшей ГДР.

Эонимом, связанным с денежным вознаграждением, является «слово 1989 года» Begrüßungsgeld, n (приветственные деньги). Эти выплаты в размере 100 западногерманских марок полагались раз в год каждому гражданину ГДР при посещении ФРГ как подарок в период с 1970 года до 29 декабря 1989 года. Лексема стала «словом года» только в 1989 году в связи с падением Берлинской стены, когда тысячи восточных немцев направились в бывшую ФРГ и готовы были стоять часами в очередях для получения денег.
1 января 1990 года «приветственные деньги» были официально отменены в связи с тем, что только за 1989 год было выплачено более 2 млрд немецких марок, что считалось более чем достаточным [Reents 2017, с. 66].

Концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА репрезентирован также неологизмами, возникшими после объединения Германии: Jammerossi, m (нытик осси [восточный немец]), frustrierter Ossi, m (забитый осси), Jammertal Ost, m (жалкий край Восток). В речи восточных немцев тоже появилось яркое именование для сограждан западной части Германии – Besserwessi, m (всезнайка, умник [западный немец]), которое передавало их самоуверенность и стремление к превосходству (Добровольский 2008). Этот эоним стал «главным словом» 1991 года, передавая эмоциональную оценку «зазнающихся» западных немцев, которые считали жителей «новых земель» низшим сословием.

Спустя 25 лет после падения Берлинской стены в газете Thüringische Landeszeitung были опубликованы результаты опроса восточных и западных немцев о восприятии понятия «Берлинская стена» сегодня. Выяснилось, что практически каждый шестой респондент хотел бы вернуть стену. Чаще всего встречалось мнение: «ein, die Mauer wieder her, dann hat jeder seine Ruhe! (Вернуть стену! Тогда, наконец, каждый по-своему успокоится!). Примечательно, что за возвращение Берлинской стены выступали не только отдельные граждане западной или восточной частей Германии, но и некоторые политические организации и партии, например, «Партия пиратов Германии», «Альтернатива для Германии» (Mauer in den Köpfen). В публикациях регулярно встречаются высказывания, отражающие желание снова возвести стену: «viele würden gern die Mauer wieder aufbauen, vielleicht etwas höher und breiter als sie war (DWDS, Berliner Zeitung, 27.08.2005). Die Pogo-Partei etwa, die durch ihren umstrittenen Wahlspot für Aufregung sorgte, die „Initiative Pro D-Mark“, die die alte Währung zurückhaben möchte, oder die vom Satiremagazin Titanic gegründete Vereinigung „Die Partei“, welche die Mauer wieder aufbauen will (DWDS, Berliner Zeitung, 17.09.2005).

Многие ученые отмечают трансформацию стереотипа «стены в головах» в «баррикады в головах». Социологи объясняют причину актуальности концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА в усиливающемся разочаровании от сложившейся после объединения Германии ситуации и трудностях социально-культурной адаптации разных групп граждан. Для многих стена представляет собой защиту от ряда возникших в связи с переломным моментом проблем, а тем самым в современном обществе ФРГ концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА стал получать положительную коннотацию.

Следующие эонимы отмеченные в лингвистических рейтингах Общества немецкого языка [GfdS] разных лет, образуют ядро концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА. Так, в список «слов 1982 года» попало значимое для немецкой культуры понятие Wende, f (переломное [историческое] событие, резкое изменение, поворот). Появление эонима отражало смену правительства в 1982 году, или т. н. Bonner Wende («Боннский поворот»), который канцлер прежней ФРГ Гельмут Коль охарактеризовал в своей инаугурационной речи как «духовно-нравственный поворот» (geistig-moralische Wende) (Der Begriff „Wende“). Благодаря выступлению по телевидению 18 октября 1989 года последнего генерального секретаря СЕПГ Э. Кренца в политическом дискурсе Германии этот термин получил более широкое распространение и прочно закрепился в значении «великий политический и социальный переворот 1989 года в ГДР» (Duden). Отставка с поста канцлера в 1982 году вызвала смену парадигм в политической культуре ФРГ. Таким образом, «перелом» 1982 года представляет собой политическую и социальную цезуру в истории послевоенной Германии, которая по воздействию сравнима со студенческими волнениями 1968  года или с падением Берлинской стены в 1989 году.

«Главным словом» 1989 года стал эоним Reisefreiheit, f (свобода передвижения), получивший особое значение в связи с историческими событиями. Выезд в западную часть Германии из ГДР был возможен исключительно по определенным семейным и имущественным обстоятельствам. В 1980-х гг. расширилось число поводов для поездок к родственникам и имеющих на это право круг лиц. В списке появляются родственники второй очереди, например, тети и дяди. С 1 января 1989 года в ГДР вступило в силу новое положение о свободе передвижения граждан, позволяя посещать дальних родственников на Западе. Однако по-прежнему запросы на поездки отклонялись по многим причинам, полной свободы передвижения за рубеж жители ГДР не получили. Каждая поездка в ФРГ была сопряжена со сложной процедурой, включающей подачу заявление в Народную полицию, предоставление письменного согласия с места работы и т. п.

9 ноября 1989 года в здании, которое сегодня является офисом Федерального министерства юстиции в Берлине, состоялась пресс-конференция, на которой Гюнтер Шабовски, член Политбюро СЕПГ, объявил о свободе передвижения. Предполагалось, что можно будет подавать заявления на частные поездки за границу без соблюдения определенных требований. На вопрос журналистов, когда новое положение будет применяться к жителям ГДР, Г. Шабовски ответил ставшими историческими словами: «Das tritt nach meiner Kenntnis <…> ist das sofort, unverzüglich» (Это вступает в силу, насколько я знаю... немедленно, без промедления) (Bundesregierung). В последующие часы массы людей собирались на внутригородских пограничных переходах в Восточном Берлине, призывая удивленных пограничников предоставить им вновь объявленную свободу передвижения. Этот мирный натиск привел к разрушению стены: сначала был открыт пограничный переход на улице Bornholmer Straße, а к полуночи – все остальные пограничные переходы в городе. Стена была ликвидирована спустя 28 лет, 2 месяца и 26 дней с момента воздвижения. За один вечер были открыты все внутригерманские пограничные переходы. С падением стены (Mauerfall, m) начался непростой путь в истории страны к воссоединению.

Недавно в немецкий общественно-политический дискурс вошел эоним, связанный с концептом БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА, т. н. Zirkeltag, m («День круга») (Майер 2021, с. 65). 5 февраля 2018 года прошло 28 лет, 2 месяца и 26 дней с момента падения Стены, разделявшей два государства. Ровно столько Стена просуществовала в Берлине, и «круг» в понимании немцев замкнулся.

К списку слов 1989 года относится композит Flüchtlingsstrom, m (поток беженцев). С момента образования ГДР и до открытия границы 9 ноября 1989 года Восточную Германию по официальным данным покинуло около 3,5 млн жителей, при этом 3 млн. путем нелегального бегства (Chronik der Wende). Летом 1989 года имели место массовые акции бегства. Беженцами (Flüchtlinge) обозначали восточных немцев, самовольно переселяющихся в ФРГ, Чехословакию, Польшу и Венгрию. Базовой семантикой суффикса мужского рода -ling является обозначение лиц с отрицательными качествами, чертами характера, реже – с отрицательной внешностью, при основах прилагательных и глаголов (ССЭНЯ 2000, с. 286–286). Примерами существительных с этим суффиксом, несущим негативную семантику, являются: Eindringling, m (нарушитель), Emporkömmling, m (выскочка), Schreiberling, m (писака). По этой причине ряд организаций помощи беженцам использует синонимы, представляющие собой агентивные номинации (Nomina agentis), т. е. субстантивированные причастия II с менее ярким негативным оттенком: Geflüchtete, m (бежавший) или Auswanderer, m (эмигрант, переселенец).

В 2015 году лексема die Flüchtlinge за счет своего частотного употребления была определена главным словом года, когда в ФРГ прибыли 1,1 млн беженцев. Практически половина из них – выходцы из Сирии, покинувшие страну в связи с гражданской войной (Interfax).

Спустя 25 лет после объединения Германии был представлен проект «Kennen wir uns?» (Dobbert 2015), где две семейные пары (представители восточных и западных немцев) рассуждают о родине, любви, деньгах, смерти, повседневном быте, путешествиях. Опубликованные диалоги отразили представления о жизни в Германии до и после объединения, о трудностях, с которыми сталкивались жители страны. Показательны две знаковые фразы. Г-н Кнёдлер, западный немец, описывает восточных сограждан как: diese ostdeutschen Flüchtlinge (эти восточно-немецкие беженцы). Определительное словосочетание подчеркивает отсутствие чувства единства народа, отношение к жителям ГДР со стороны западных немцев как к представителям другой страны. Подтверждением этому служит дальнейшее сравнение восточных немцев после падения стены с современными беженцами из Сирии. Г-жа Райдл, представительница восточных немцев, рассказала, что раньше зарабатывала больше, но сейчас ощущает себя glücklicher und freier (счастливее и свободнее), апеллируя к теме ограничений, отсутствия достаточной свободы в Восточной Германии.

Главным словом 2014 года стал эоним Lichtgrenze, f (световая граница). Речь идет о световой инсталляции, посвященной 25-й годовщине падения Берлинской стены. Осенью в Берлине более 8000 белых светящихся воздушных шаров на протяжении 15 километров напомнили о Берлинской стене и бывшем разделении города. Подъем воздушных шаров «впечатляюще символизировал растворение демаркационной линии, которая когда-то была темной во всех отношениях» (GfdS). Жюри проекта «Слово года» так пояснило выбор данной лексемы в качестве эонима: Es spiegelt in besonderer Weise die großen Emotionen wider, die das Ende der DDR im Herbst 1989 auch 25 Jahre später noch in ganz Deutschland hervorruft (GfdS).

Ожидаемо, что к очередной годовщине падения Берлинской стены появятся новые эонимы или актуализуются имеющиеся, подчеркивая значимость этого исторического события для формирования национального сознания.

Не менее важно для языковой рефлексии концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА отношение к поколению немцев, родившихся сразу после объединения Германии 3 октября 1990 года (Forth, Weber 2015). Это поколение получило наименование Nachwendekinder (дети „пост-переломной“ эпохи). Журналисты опубликовали собранные в ходе опроса представления современной немецкой молодежи о различиях между жителями восточной и западной части страны на сегодняшний день (Forth, Weber 2015). По данным социологического опроса 60 % молодых людей из новых федеральных земель в возрасте от 24 до 25 лет подтверждают существующие значительные различия между востоком и западом страны не только в доходах, благосостоянии, но и в менталитете. На западе страны с этим утверждением согласны 42 % опрошенных. Рассуждения группы молодых людей, выросших в единой стране, подтверждают, что на их представления о жизни и восприятие немцев из другой части страны значительное влияние оказали школьное образование и воспитание в семье. С одной стороны, активно пропагандируется идея о единстве немецкого народа, с другой стороны, в монологах современного поколения по-прежнему прослеживается эта «дискурсивная стена». В сознании немецкого народа по-прежнему существуют стереотипы по отношению к восточным и западным немцам, но упоминания о них встречаются все реже. Подобные обсуждения характерны для старшего поколения. По замечанию Нико Рудольфа из Фрайбурга (Западная Германия), стереотипные представления об «осси» и «весси» для его поколения не носят негативного оттенка как в речи поколения тех, кому за 50 (Forth, Weber 2015). При этом современные восточные немцы продолжают называть своих ровесников с запада «eine/ein von drüben» (одна / один из „тех“ / „оттуда“).

 

Заключение

Концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА, являясь одной из ментальных доминант в общественно-политическом дискурсе Германии после ее объединения, остается актуальным в настоящее время. Согласно опросам среди носителей языка, возникшая в переломную эпоху «стена в головах» сохраняется в большей степени в менталитете старшего поколения. В коммуникации молодежи концепт вербализируется и актуализируется реже, но он полностью построен на сложившихся в их коммуникативном сознании стереотипах, сформированных в семье и окружающем социуме. Различия между восточными и западными немцами прослеживаются на уровне языковой рефлексии не только в их отношении друг с другом, но и в их восприятии политической системы.

Репрезентантами концепта БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА в немецком языке  являются 52 описанные выше языковые единицы. При этом ядро концепта формируют 10 из них, которые представляют собой эонимы, т. е. избранные носителями языка «слова года», отражающие исторический момент, определяющие наиболее значимые события и явления в жизни общества. Введение нового лингвистического термина «эоним» позволяет отграничить данный термин от смежных понятий и описать примеры данных единиц с позиции лингвокультурологии. Употребления некоторых лексем и их дериватов в современном немецком языке свидетельствует о значении произошедших событий для истории страны, ставших частью не только исторической, но и коммуникативной память носителей немецкого языка.

Структуру концепта отражают три условные значимые группы отобранных эонимов:

1. эонимы, репрезентующие концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА как реальное сооружение, административно-политическую границу в Берлине в период существования ГДР: Mauerspecht, m; Lichtgrenze, f;
2. эонимы, репрезентующие концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА как исторический и политический феномен после объединения Германии: Zirkeltag, m; Wende, f, Reisefreiheit, f; Flüchtlingsstrom, m; Begrüßungsgeld, n;
3. эонимы, репрезентующие концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА как «стену в головах» населения восточной и западной Германии: Trabi, m; Besserwessi, m; die neuen Bundesländer.

Появление новых слов или новых значений, как в случае с лексемой Flüchtlinge, подчеркивают динамичность развития общества и гетерогенность языка. Дальнейшие исследования в этом направлении позволят обнаружить скрытый в эонимах смысл, отражающий память очевидцев исторических событий, отношение населения к переломной эпохе, выраженное в современном немецком языке, существующие различия в коммуникативном поведении между восточными и западными немцами, особенно между носителями языка старшего поколения. В этой связи изучению эонимов, отражающих концепт БЕРЛИНСКАЯ СТЕНА, следует уделять особое внимание в меняющейся геополитической ситуации.

Об авторах

Е. О. Туманова

Московский городской университет управления Правительства Москвы имени Ю.М. Лужкова

Автор, ответственный за переписку.
Email: ekaterina.msu@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-9798-280X

кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры юриспруденции

Россия, 107045, Российская Федерация, г. Москва, ул. Сретенка, 28

Список литературы

Дополнительные файлы