Dynamics of the number and localization of co-religionist parishes of the Samara province in the pre-revolutionary period

Full Text

Введение

Единоверие возникло как миссионерский проект Русской православной церкви (далее в тексте – РПЦ) по преодолению старообрядческого раскола второй половины XVII в. Утвержденные в 1800 г. так называемые правила московского митрополита Платона (Левшина) позволяли старообрядцам присоединиться к РПЦ «на условиях единоверия», сохраняя при этом прежний дониконовский богослужебный уклад. Нельзя не отметить, что в настоящее время после длительного перерыва наблюдается растущий интерес современных исследователей к дореволюционной истории единоверия. Преобладающим направлением в изучении этого уникального конфессионального феномена является региональный аспект, который лежит в основе ряда современных работ [Ильин 2012; Кальниченко 2021; Кауркин, Павлова 2014; Ружицкая 2018; Руфин 2016; Шадрина 2020]. Кроме того, этому вопросу посвящен ряд диссертационных исследований (Ермакова 2011; Павлова 2007). В последнее время также делаются попытки рассмотреть развитие дореволюционного единоверия в общероссийском контексте [Кауркин, Павлова 2011; Палкин 2016].

В связи с этим представляется актуальным проследить динамику численности православных старообрядцев и количества единоверческих приходов Самарской губернии в дореволюционный период. В свою очередь, эти данные в совокупности со сведениями о географической локализации приходов позволят определить эффективность православной миссии в противодействии расколу, установить территории распространения единоверия в регионе, выяснить численное и долевое соотношение единоверцев и остальных старообрядцев губернии.

 

Состояние источниковой базы по истории численности единоверцев Самарской губернии второй половины XIX – начала XX в.

Следует отметить, что изучение истории православного старообрядчества в Самарской губернии в настоящее время находится в начале своего пути и носит фрагментарный характер. Местное единоверие чаще всего рассматривается либо в общей канве епархиальной хроники и миссионерской деятельности РПЦ в данном регионе [Кокарев 2016, с. 260; Якунин 2011, с. 71–75; Якунин 2019, с. 322; Саралидзе 2021, с. 268–269], либо в связи с историей старообрядчества Самарской губернии [Катькова 2009; Наумлюк 2009 б; Наумлюк 2009 в] (Катькова 2010 б; Наумлюк 2009 а). При этом единоверцы часто рассматриваются как некое маргинальное староверческое «согласие» с неопределенным статусом, который не позволяет их отнести в полной мере ни к старообрядчеству, ни к РПЦ в качестве особой конфессиональной группы [Катькова 2009, с. 63] (Катькова 2010 б, с. 27). Видимо, по этой причине в отдельных работах, посвященных истории староверия в Самарской губернии, единоверцы даже не упоминаются в качестве отдельного «согласия» [Будкина 2007; Катькова, Мышенцев 2011, с. 47–54]. Признавая определенные успехи противораскольнической проповеди в губернии, некоторые историки делают акцент на административно-репрессивных элементах единоверческого проекта РПЦ, без использования которых у нее «явно не хватало сил для давления» на староверие [Наумлюк 2009 б, с. 67]. Одним из объективных критериев эффективности миссионерской деятельности в борьбе со старообрядческим расколом могли бы стать статистические сведения, касающиеся единоверческих приходов Самарской губернии во второй половине XIX – начале XX в.

В тех исследованиях, где так или иначе затрагивался вопрос о численности единоверцев в Самарской губернии, данные не синхронизированы, привязаны к отдельным локациям, что не позволяет установить целостную картину распространения единоверия в регионе [Архангельский 1923, с. 14; Соловьев 2020, с. 257–258]. В диссертации В.В. Катьковой приведен список единоверческих церквей Самарской губернии начала XX в., однако он неполон и дает представление о географии единоверия только в общих чертах, поскольку в нем не упоминаются те населенные пункты, в которых проживали общины, приписанные к «главному» приходскому храму (Катькова 2010 а, с. 266–267).

Выявление численности и локализации единоверческого населения представляет собой довольно сложную задачу. В таких официальных источниках, как обер-прокурорские отчеты или данные Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., единоверцы за редким исключением включались в число «новообрядных» православных [Шадрина 2020, с. 81]. В отчетах обер-прокурора Святейшего синода начала XX в. статистические данные о численности единоверцев приводятся, но в случае с Самарской губернией они не отражают местной специфики церковно- и административно-территориального устройства. Некоторые статистические сведения о единоверцах можно почерпнуть в разных изданиях «Списков населенных мест Самарской губернии», где указано общее количество православных старообрядцев за определенные годы (Список 1890, с. XII; Список 1900, с. XX–XXI; Список 1910, с. XI). При этом необходимо учитывать, что в «Списках», как правило, не приводятся количественные данные о единоверческих общинах по местам их непосредственного географического расположения; иногда отсутствует информация о единоверцах в том или ином населенном пункте. Так, например, в издании 1890 г. не указано наличие в с. Криволучье Николаевского уезда единоверческой общины (Список 1890, с. 189), численность которой в 1890 г. составляла 570 чел. (ФГАСОП. Ф. 21. Оп. 1. Л. без нумерации).

Поэтому наиболее точным и информативным источником по исследованию численности и локализации единоверцев в Самарской губернии остаются клировые ведомости. В них обязательно приводились основные сведения о храме, духовенстве, указывались общее число прихожан, местонахождение и численность приписных общин, а также количество старообрядцев-раскольников, проживавших на территории прихода. В исследовании А.В. Шадриной клировые ведомости также используются в качестве источниковой базы для исчисления единоверческого населения Области Войска Донского, при этом исходной точкой подсчета является церковь, а не приход [Шадрина 2020, с. 80–86]. Такая методика не вполне подходит для Самарской губернии. Во-первых, в многосоставном приходе могло быть два или три храма, как, например, в Криволучье в 1860–1880-е гг. или Средне-Никольском иргизском монастыре в конце 1890-х гг. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 17. Д. 259. Л. 4 об.). Во-вторых, что касается локализации единоверческого населения, из поля зрения выпадают те приписные общины, которые могли находиться на расстоянии нескольких десятков верст от приходской церкви. Решение поставленных задач затрудняет также и состояние источниковой базы. Имеющийся в ЦГАСО массив единоверческих клировых ведомостей содержит большие хронологические лакуны, относящиеся к 1850-м и второй половине 1870-х – 1880-м г?.

 

г.

 

Становление единоверия и места проживания православных старообрядцев Самарской губернии в 1850-х –1860-гг.

Самарская губерния была сформирована в 1851 г. из уездов трех губерний – Симбирской, Саратовской и Оренбургской. От каждой из них она «унаследовала» единоверческие приходы в Самарском, Бугурусланском и Николаевском уездах. Борьба с расколом и распространение единоверия стало одной из актуальных задач для епархиальных властей вновь образованной губернии, поскольку здесь проживало значительное количество старообрядцев всех согласий. Особенно раскол был распространен в Николаевском уезде, где иргизские монастыри являлись одним из главных духовных центров российского староверия. Становление единоверческих общин Самарского региона в «догубернский» период происходило при разных обстоятельствах.

В Николаевском уезде, где проживала бо́льшая часть раскольников губернии, обращение старообрядцев в единоверие приобрело систематический характер в конце 1820-х – начале 1840-х годов, когда в административном порядке были закрыты иргизские Средне-Успенский и Верхне-Покровский монастыри, а Нижне-Воскресенский, Верхне-Спасо-Преображенский и Средне-Никольский преобразованы в единоверческие обители [Наумлюк 2009 в, с. 56–89]. Далее по инициативе губернской власти и чиновников Саратовской удельной конторы начался процесс создания «мирских» единоверческих общин. В 1843 г. местные старообрядцы приняли на съезде в Криволуцкой слободе свои условия перехода в единоверие, которые предоставляли им значительную церковно-административную автономию. В списки единоверцев криволуцкого прихода были занесены 5119 старообрядцев селений Балаковского и Каменского удельных приказов Николаевского уезда: Криволучья (1337 чел.), Балакова (209), Красного Яра (53), Маянги (211), Быкова Отрога (121), Малого Кушума (38), Кормежки (281), Ивантеевки (61), Большого Кушума (56), Перекопной Луки (116), Березового Яра (83), Толстовки (42), Белинькой (150), Каменки (505), Пузановки (98), Таволожки (544), Яблонового Гая (635), Мостов (457) и Тяглого Озера (57) [Архангельский 1923, с. 14]. Кроме того, в течение 1850-х гг. к приходу также были причислены единоверцы Константиновки, Большой Глушицы, Сухого Отрога, Куньей Сармы и Сулака (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 11. Д. 11. Л. 5). В 1845 г. возник единоверческий приход в с. Теликовка Николаевского уезда (569 чел.), к которому были приписаны единоверцы деревень Березовой Луки (59 чел.), Дураковки (168), Острой Луки (443) и Ливенки (36) (ФГАСОП. Ф. 21. Оп. 1. Д. 52. Л. без нумерации).

Таким образом, единоверческое население Николаевского уезда к началу 1850-х гг., по официальным данным, насчитывало около 6,5 тыс. чел. Однако эта статистика не соответствовала реальному положению дел, поскольку обращение подавляющей части старообрядцев в единоверие оказалось фикцией. Подобная ситуация, которая привела к повторному отпадению в раскол новообращенных старообрядцев уезда, сложилась вследствие многих факторов: отсутствия систематической миссионерской деятельности со стороны епархиальных властей, фиктивной записи раскольников в единоверцы с целью легализации традиционного религиозного уклада, противодействия единоверию со стороны старообрядческих «наставников» и начетчиков и т. д. Все эти явления сопровождались административно-бюрократическим произволом со стороны гражданских властей, когда местные чиновники часто без согласия самих старообрядцев вносили в списки единоверцев целые села [Соловьев 2021, с. 143].

В связи с этим весьма сложно определить достоверность данных по количеству единоверческого населения Николаевского уезда в середине XIX в. Так, в 1852 г. священник Алексей Надеждинский, назначенный в приход Теликовки, сообщал самарскому епископу Евсевию (Орлинскому), что «записные» единоверцы деревень Острой Луки и Дураковки отказывались давать ему «должную отчетливость в поверке их семейств по духовным ведомостям»: «Мы, де, отец, твои не прихожане, а ты не наш священник, для чего же нам в твои книжки писаться» (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 598. Л. 1–1 об.). Если в 1847 г. в приходе числилось 1275 чел., то в 1852 г. он насчитывал около 400 прихожан. Служение теликовских единоверческих священников проходило в постоянном противоборстве с миссионерской деятельностью беглопоповских и поморских проповедников. Это обстоятельство во многом определяло существенные колебания численности прихода: в 1861 г. – 323 чел., в 1872 г. – 545, в 1873 г. – 403 прихожанина (ФГАСОП. Ф. 21. Оп. 1. Д. 52. Л. без нумерации; ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 598, Л. 1; Оп. 11. Д. 12. Л. 2 об.; Оп. 23. Д. 410. Л. 5 об.; Оп. 23. Д. 411. Л. 4 об.).

Более масштабный исход старообрядцев из единоверия произошел в Криволучье. Численность прихожан в слободе, по сведениям священника Григория Ильменского, на 1850 г. составляла 1390 чел. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 29 Д. 42. Л. 17 об.) Впоследствии выяснилось, что Ильменский предоставлял в епархию заведомо ложную информацию: священник еще в 1843 г. был принят в приход старообрядцами через раскольнический обряд «справы», подпал под влияние местных «наставников», и через несколько лет в Криволучье осталось не более 50 прихожан единоверческой церкви. В конце 1850-х гг. ситуация в криволуцком приходе приобрела катастрофический характер. Из 23 приписных общин в составе прихода осталось 5, оставшиеся находились на грани исчезновения: в Балаково проживал 21 единоверец, в Сухом Отроге – 6, в Быковом Отроге – 5, в Большом Кушуме – 2, в Ивантеевке – 8. Другими словами, из 5509 «записных» единоверцев криволуцкого прихода реальных прихожан осталось всего 110 чел. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 11. Д. 11. Л. 4 об.–5). И все же, благодаря значительным усилиям епархиальной власти и единоверческого священства Самарской губернии, в дальнейшем удалось остановить сокращение численности иргизских приходов в Криволучье и Теликовке, а также фактически заново возродить общину в Балакове [Соловьев 2022, с. 239].

Становление единоверческих приходов в с. Сосновка Бугурусланского уезда и Самаре происходило в других обстоятельствах. Таким же образом, как и на Иргизе, приходы на севере губернии формировались в качестве многосоставных образований, которые объединяли единоверческие общины, достаточно далеко расположенные друг от друга в разных уездах. Однако здесь общины появлялись по инициативе «снизу» – согласно прошениям местных старообрядцев. Возникший в 1831 г. сосновский приход через сорок лет объединял 1114 прихожан 13 единоверческих общин на территории трех уездов: Бугурусланского, Бугульминского (д. Балахоновка) и Ставропольского (д. Гуляевка) (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 15. Д. 91. Л. 9 об.). Как и в случае с криволуцким приходом, количество единоверцев в некоторых населенных пунктах исчислялось единицами, и эти общины впоследствии исчезали, но другие впоследствии вырастали в самостоятельные приходы (например, в Саврушской слободе).

В 1848 г. был образован единоверческий приход в Самаре общей численностью 546 чел. Он объединял 123 жителя будущей губернской столицы и 422 крестьянина из Колывана, Малой Кандалы, Сырейки Ставропольского уезда и других «разных селений» (ЦГАСО. Ф. 356. Оп. 1. Д. 8. Л. 27, 29, 42–42 об.). В Сосновке и Самаре за короткий период была налажена стабильная приходская жизнь. Численность единоверцев здесь постоянно росла, в том числе и благодаря миссионерской проповеди приходского духовенства. Особенно заметна была деятельность самарского священника Павла Кустова: за период с 1849 по 1860 г. он присоединил к единоверию в общей сложности 346 старообрядцев, и численность самарского прихода составила 1022 чел. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 13. Д. 4, Л. 2 об., 3 об.). Другим заметным успехом в деле распространения единоверия в губернии стало образование в 1858 г. прихода в с. Красный Яр Новоузенского уезда, который в 1866 г. насчитывал 572 чел. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 19. Д. 41. Л. 3).

Необходимо отметить, что численность единоверческого населения Самарской губернии в 1850–1870-х гг. «плавала» не только в результате повторного отпадения православных старообрядцев в раскол. Например, единоверцы д. Солянки и Колыван в разное время (начало 1850-х и начало 1870-х гг.) приняли решение стать прихожанами «новообрядных» церквей РПЦ. И наоборот, в конце 1870-х гг. в с. Балакове, по разным сведениям, от 50 до 100 «новообрядных» верующих записались в приход единоверческого храма. В этом большом торговом селе находилось множество «иногородних» жителей, в том числе и единоверцев, поэтому количество прихожан местной Никольской церкви ежегодно менялось как в сторону увеличения, так и уменьшения [Соловьев 2020, с. 183–185].

Первую половину 1870-х гг. можно назвать периодом относительной стабилизации в распространении единоверия в Самарской губернии: динамика прироста численности приобрела относительно устойчивый характер, и определились основные географические ареалы проживания единоверческого населения. На рубеже 1860–1870-х гг. численность и локализация единоверцев, по сведениям клировых ведомостей, выглядели следующим образом. Самарский приход Казанской единоверческой церкви включал в себя общины деревень Малой Кандалы, Колыван и с. Сырейка (Ставропольский уезд) и насчитывал 1103 чел. (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 13. Д. 13. Л. 4 об.). Самым большим в губернии являлся приход Покровской церкви в с. Сосновка Бугурусланского уезда. В его состав входили общины г. Бугуруслана, Саврушской слободы, деревень Ключовки, Алешкино, Боровки, Кологреевки, Коржевки, Борисовки, Абдуловского завода, Балахоновки (Бугульминский уезд), Гуляевки (Ставропольский уезд) и Аманакской слободы – всего 1114 прихожан (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 15. Д. 91. Л. 9 об.]. В Николаевском уезде было два прихода: Ильинской церкви в Криволучье с приписанной к ней балаковской общиной (всего 284 чел.) и Казанского храма в Теликовке, к которому относились немногочисленные единоверцы деревень Дураковки, Острой Луки и Ливенки (592 чел.) (ЦГАСО.
Ф. 32. Оп. 11. Д. 137. Л. 7; Оп. 23. Д. 410. Л. 5 об.). В приходе Духосошественской церкви Красного Яра Новоузенского уезда числилось 622 прихожанина, включая верующих д. Белокаменки (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 19. Д. 59. Л. без нумерации). Таким образом, в начале 1870-х гг. численность единоверцев в пяти приходах губернии составляла не менее 3615 чел., а с учетом насельников иргизских единоверческих монастырей она могла превышать 3700 чел.

 

Динамика численности и локализация единоверческого населения Самарской губернии в конце XIX – начале XX в.

До конца 1880-х гг. новых единоверческих приходов в Самарской губернии не появлялось. Это время можно назвать этапом «созревания» новых приходов внутри старых. Так, например, балаковская община, формально оставаясь частью криволуцкого прихода, фактически представляла собой самостоятельную церковно-административную единицу. В 1865 г. она построила в селе свой храм, в котором служил собственный причт, в конце 1870-х гг. в церковь был назначен священник, который вел метрические книги для прихожан Никольской церкви отдельно от криволуцких (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 6. Д. 4565. Л. 10–11 об.). Количество единоверцев в губернии неуклонно росло как за счет естественного прироста, так и в результате миссионерской деятельности среди старообрядцев. В 1887 г. оно достигло 4930 чел. (Епархиальные известия 1888, с. 642).
Последнее десятилетие XIX и начало XX столетия отмечены бурным ростом численности единоверцев Самарской губернии более чем в два раза, что стало прямым следствием служения самарского епископа Гурия (Буртасовского) (1892–1904). Гурий много внимания уделял деятельности православной миссии в подведомственной ему епархии. Архиерей официально подчеркивал «равночестность» и тождественность единоверия православию и видел в нем важнейший инструмент противодействия старообрядческому расколу [Саралидзе 2021, с. 268–269]. Помимо активизации самой миссионерской деятельности единоверческого духовенства среди старообрядцев, Гурий предпринял ряд мер в отношении развития приходов православного старообрядчества. Он отказался от практики создания единоверческих «суперприходов» наподобие криволуцкого или сосновского, которые объединяли множество общин, разбросанных друг от друга на расстоянии десятков верст. Из их состава выделялись самостоятельные приходы. Даже малочисленные единоверческие общины в кратчайшие сроки получали приходской статус. Гурий оказывал вновь образованным приходам всяческое содействие, изыскивая средства на содержание причта, строительство храмов и церковно-приходских школ. Такая миссионерская стратегия за короткий срок дала ощутимые результаты. Если в начале 1890-х гг.
в епархии проживало 5280 единоверцев в 7 приходах (Отчет 1892, с. 391–392), то в 1903 г. их было уже 11 561 чел. в 20 приходах (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 18. Д. 210. Л. 6 об.–129 об.). В предреволюционные годы тенденция роста численности единоверческого населения и количества приходов в Самарской губернии сохранилась, что отражено в таблице, приведенной ниже.

Как видим, единоверцы 27 приходов проживали в 39 населенных пунктах пяти уездов Самарской губернии. Наибольшее количество единоверцев проживало в Николаевском уезде 9337 чел. (15 приходов); в Бугурусланском – 2546 (5), Самарском – 2154 (4), Новоузенском 1484 (2) и Бугульминском – 198 (1). География распространения единоверия несколько изменилась. В 1851 г. в губернии был только один городской приход в Самаре, перед революцией их стало пять: в Новоузенске, Бугуруслане, Николаевске и Балакове
(с 1911 г. – безуездный город). Несмотря на то что основная масса православных старообрядцев по-прежнему проживала в сельской местности, доля горожан выросла значительно – до 16–17 %.

Согласно вышеприведенным сведениям, всего в губернии проживало не менее 15 719 единоверцев. Исходя из того, что использованные клировые ведомости не синхронизированы и имеют временной разрыв в 5–7 лет, в рамках данного периода необходимо учесть естественный прирост прихожан в некоторых приходах. К этому следует добавить, что к 1915 г. численность монашествующих и насельников иргизских единоверческих монастырей доходила до 270 чел. (Монастыри 2002, с. 104–106, 109, 111). Следовательно, в середине 1910-х гг. общая численность единоверческого населения составляла более 16 тыс. чел.

Правда, в обер-прокурорском отчете в сведениях по количеству единоверцев в Самарской губернии за 1910 г. приводится другая цифра – 23 338 чел. (Отчет 1913, с. 29). Противоречие между данными обер-прокурорских отчетов и клировых ведомостей вполне объяснимо. В начале XX в. на территории Николаевского и Новоузенского уездов в составе Самарской епархии было образовано Николаевское викариатство. В 1908 г. оно было переименовано в Уральское викариатство с присоединением Уральской области. Каноническая территория Самарской епархии дополнительно включала в себя территорию, не входившую в состав Самарской губернии. В сведениях о количестве единоверцев Самарской губернии за 1907 г. в обер-прокурорском отчете было указано число в 13 533 чел. (Отчет 1910, с. 35). Поэтому совершенно очевидно, что демографический «взрыв», за два года увеличивший численность православных старообрядцев на 10 тыс. чел., может быть объяснен только тем обстоятельством, что с 1908 года обер-прокурорские отчеты включали сведения по уральским единоверцам в статистику по единоверцам Самарской губернии.

Сравнительный анализ численности и долевого соотношения единоверцев и старообрядцев Самарской губернии 1870-х – середины 1910-х гг.

Как было сказано выше, количественные показатели роста единоверческих общин и изменение численности единоверцев по отношению к общей массе старообрядчества могут стать важным критерием эффективности противораскольнической деятельности в Самарской губернии. Клировые ведомости в сведениях, касающихся численности раскольников, проживавших на территории единоверческих приходов, не дают объективной картины. Исходя из выше приведенной таблицы, к середине 1910-х гг. в населенных пунктах с единоверческим населением проживало не менее 17 046 раскольников (7019 беглопоповцев, 2767 «австрийцев», 7063 беспоповца, конфессиональная принадлежность 197 старообрядцев неизвестна). Очевидно, что эти сведения неполные: в некоторых ведомостях раскольники записывались без указания принадлежности к какому-либо «согласию», в городских приходах количество старообрядцев не указывается вообще либо оно носит заведомо условный характер и так далее. Отсутствие сведений по старообрядцам также объясняется тем, что обязанность по учету раскольников возлагалась прежде всего на священство «новообрядных» церквей, если таковые имелись в населенном пункте [Шадрина 2020, с. 84].

Более объективную картину демографического роста единоверческого населения в соотношении с общей численностью старообрядцев показывают отчеты епархиальных властей и миссионеров. Требуемое сопоставление численности единоверцев и раскольников следует, видимо, с начала 1870-х гг. – времени, когда появляется адекватная возможность определить общее количество православных старообрядцев Самарской губернии. Предлагаемый временной рубеж удобен для исследователя в качестве точки отсчета и в другом отношении: с этого времени в епархии начинается систематическая миссионерская деятельность [Якунин 2019, с. 319].

Итак, в 1872 г. старообрядцев в губернии насчитывалось 55 442 чел., в 1892 г. – 81 282 [Катькова, Мышенцев 2011, с. 51], в 1911 г. – 87,5 тыс. чел. [Наумлюк 2009 б, с. 67]. Некоторые исследователи выражают сомнения в достоверности миссионерских отчетов, утверждая, что данные об активности и численности раскола занижались, а деятельность православных миссионеров представлялась в выгодном свете. Поскольку, например, по официальным данным, старообрядцев в 1914 г. почти столько же, сколько и в 1911-м, – 88 тыс., хотя по отчетам оно должно было уменьшаться [Наумлюк 2009 б, с. 67]. Во-первых, несмотря на то, что эти цифры действительно носят условный, приблизительный характер, их нельзя не принимать во внимание, поскольку другой статистики в распоряжении исследователей пока не имеется. Во-вторых, подозрения в недобросовестности епархиальных миссионеров вряд ли имеют под собой основания, поскольку они сами публично выражали сомнения в достоверности имеющейся статистики, утверждая, что точную цифру раскольников в губернии установить невозможно. В ряду главных причин статистической проблемы назывались сложность идентификации раскольников, скрывавших свою конфессиональную принадлежность, небрежное отношение приходского священства к сбору данных, когда из года в год в ведомостях указывались одни и те же цифры, некорректный учет старообрядцев в общем числе неправославных, живущих на приходской территории [Отчет 1901, с. 561; Отчет 1906, с. 421; Отчет 1917, с. 63]. И все же, по крайней мере незадолго до революции 1917 г., в результате кропотливой статистической работы епархиальных миссионеров удалось установить более или менее точную численность старообрядцев-раскольников. В 1915 г. в Самарской губернии поповские «согласия» были представлены 30 945 беглопоповцами, 18 739 «австрийцами» (белокриницкая иерархия), 7425 часовенными; такие староверческие толки, как «аркадиевщина» и «герасимовщина», насчитывали 164 и 105 чел. соответственно. Среди беспоповцев преобладали поморцы – 25 171 чел., затем следовали спасовцы – 13 333, федосеевцы – 2386, нетовцы – 934, странники – 108 и никудышники – 18 чел. Всего же в губернии в 1915 г. насчитывалось 99 250 старообрядцев «обоего пола». При этом в населенных пунктах, где находились единоверческие общины, проживало в общей сложности 20 820 раскольников (56,5 %) (Отчет 1917, с. 64). В то время как начиная с 1870-х гг., за сорок лет, численность старообрядцев-раскольников возросла в 1,8 раза, численность единоверческого населения за тот же период увеличилась почти в 4,5 раза, и долевое соотношение к общей массе старообрядчества изменилось с 6 до 14–15 %.

 

Заключение

Таким образом, исследование динамики численности и географического распространения,
а также демографических процессов, происходивших в среде единоверия, позволяет определить этапы развития этого конфессионального феномена в дореволюционной Самарской губернии.
В 1850–1860-е гг. происходит становление единоверческих приходов, сопровождавшееся обвальным сокращением численности единоверцев Николаевского уезда за счет повторного уклонения старообрядцев в раскол. 1870–1880-е гг. характеризуются определенной стабилизацией приходской жизни и некоторым устойчивым ростом единоверческого населения. И наконец, с 1890-х гг.
в Самарской губернии наблюдается взрывной рост численности православных старообрядцев, который стал следствием активной поддержки единоверия епархиальной властью и результатом систематической миссионерской деятельности среди раскольников. При этом темпы демографического роста единоверческого населения до революции 1917 г. кратно превышали аналогичные показатели местного старообрядчества. К середине 1910-х гг. единоверие из маргинального старообрядческого «согласия» в «лоне господствующей Церкви» превратилось в устойчивую конфессиональную группу, по числу своих приверженцев сопоставимую с крупнейшими староверческими объединениями губернии. Другими словами, единоверие как миссионерский проект РПЦ показало в Самарской губернии свою эффективность.

About the authors

P. K. Soloviev

Saratov State University

Author for correspondence.
Email: solovjev.pasha2014@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-2258-1331

external doctorate student of the Department of Russian History and Archaeology, Institute of History and International Relations

Russian Federation, room 420, bldg. 11, 83, Astrakhanskaya Street, Saratov, 410012, Russian Federation

References

Supplementary files