Some features of censorship policy during the Crimean War of 1853–1856

Full Text

Введение

История Крымской войны 1853–1856 гг. неизменно привлекает внимание специалистов и общественности. Интерес к ней был актуализирован событиями, происходившими в Крыму с 1991 по 2014 г., а затем вновь подогрет в 2022 г.

Однако наряду с выдвижением сугубо политических оценок и сравнений продолжается научное изучение не до конца проясненных конкретных фактов, процессов, явлений, связанных с этой важной страницей российской и всемирной истории [Климкина 2017]. Об этом свидетельствует, например, целый ряд работ, посвященных отражению тех событий в российском общественном мнении (Шепарнева 1995), исторической памяти [Павленко 2014] и культурной традиции (Федотова 2012), в том числе делающих акцент на активизацию в 1853–1856 гг. провинциальной общественности [Артамонова 2015], включая сферу благотворительности [Рыжов 2018] и социальной поддержки [Артамонова 2017].

В ряду важных и интересных вопросов остается роль и активность периодической печати, которая в те годы, пожалуй, впервые стала столь значимым фактором общественной жизни и повседневности России военного времени. Сказывались рост числа школ, грамотности населения и количества читателей «под влиянием начавшейся модернизации» [Миронов 2013, с. 87]. В 1850-е гг. в России грамотным было подавляющее большинство дворян и духовенства, чиновников и военных, почти половина мужчин и четверть женщин из городских сословий, а также пятая часть мужчин – сельских жителей [Миронов 2013, с. 70].

Истории русской периодической печати и журналистики посвящена богатая литература, но она не лишена пробелов. К числу последних можно отнести отсутствие детальной проработки цензурной политики правительства, ее обоснования и целей. При этом общим местом во многих работах стали замечания о чрезмерно жестком характере николаевской цензуры, ее «гнете» и «терроре», но, как правило, без показа конкретных механизмов и выявления практик ее осуществления [Сартаков 2015, с. 38, 46]. Исключением из этой тенденции является, пожалуй, диссертация В.О. Бондаря о военной цензуре в России XIX столетия, в одном из параграфов которой рассматривается цензурная политика самодержавия накануне и во время Крымской войны (Бондарь 2012). Вообще основное внимание исследователей привлекает период подготовки и осуществления реформ в области цензуры в 1860-е гг., что видно в современном труде по истории учреждений цензурного ведомства, где период 1853–1856 гг. вообще не выделен и не рассмотрен [Патрушева 2013]. В небольшой статье, подготовленной А.В. Луночкиным, заявленное в названии «цензурное положение русской прессы» в годы Крымской войны, к сожалению, также показано кратко и без конкретных деталей [Луночкин 2016].

В результате имеющиеся в литературе материалы об особенностях цензуры в годы Крымской войны являются неполными. Представляется необходимым дополнить их новыми сведениями, которые содержатся в деле, выявленном в фонде Казанского учебного округа в Национальном архиве Республики Татарстан. Оно озаглавлено «О цензурировании губернских ведомостей», но касается не только провинциальной прессы (НА РТ). Настоящее исследование опирается на современные разработки модернизационной концепции истории России, в которой «печатное слово» рассматривается как один из «главных двигателей модернизации» [Миронов 2018, с. 606], и приемы интеллектуальной истории, исследователи которой изучают книгоиздание и прессу во взаимосвязи с вопросами цензурной политики [Леонтьева 2012, с. 16, 29, 45, 327].

 

Основная часть

14 февраля 1854 г. до всех попечителей учебных округов циркулярно было доведено высочайшее повеление Николая I, данное 8 февраля. В нем сообщалось, что дозволяется «беспрепятственное печатание» таких «сочинений в прозе и стихах с изъяснением патриотических чувствований», которые выражают «глубокую преданность престолу и вере, чувство национальной гордости, готовое на всякую борьбу с врагами и пожертвования, и порывы негодования против посягательства чужих народов на величие и благоденствие России». Единственным ограничением было условие, «чтобы в них не заключалось брани» (НА РТ. Л. 1 и об.).

Этот циркуляр подписал А.С. Норов, товарищ министра народного просвещения, чье ведомство было ведущим в проведении цензурной политики правительства, особенно в отношении изданий светского содержания и выходящих в России. Высочайшее повеление было дано именно в ответ на запрос Норова о том, «до каких пределов может быть допущено изъяснение подобных чувствований», несмотря на «возвышенные и прекрасные начала», которыми руководствуются авторы, и на наличие общественной потребности в проявлении этих «начал». Целью разосланного циркуляра стало побуждение «к исполнению по цензуре» на территории учебного округа, вверенного тому или иному попечителю (НА РТ. Л. 1 и об.)].

То, что с дачей цензурных разрешений на публикацию дело обстояло не так просто, как буквально гласил циркуляр 14 февраля, показывают другие документы, которые примерно в то же время были отправлены Норовым в учебные округа, а поэтому оказались включенными в одно дело. Два из них касались произведений поэтов П.А. Вяземского и Ф.И. Тютчева, они оповещали о личных распоряжениях Николая I.

В циркуляре от 11 февраля 1854 г. речь шла о полученном из Карлсруэ стихотворении Вяземского «Современные заметки». По нераскрытым в источнике соображениям, император распорядился ограничить аудиторию этого произведения. Николай I запретил его публикацию в массовых газетах, но позволил обнародовать в одном из периодических журналов Петербурга. Норов предупредил попечителей, чтобы те не допустили перепечатки произведения в местных губернских ведомостях (НА РТ. Л. 18 и об.).

В отношении стихотворения Тютчева «Пророчество», опубликованного в журнале «Современник» в марте 1854 г., Николай I высказался более определенно. Речь шла о строках: «И своды древние Софии, / В возобновленной Византии, / Вновь осенят Христов алтарь, / Пади пред ним, о царь России, / И встань как всеславянский царь». Прочитав стихотворение, император собственноручно зачеркнул эти строки, написав: «Подобные фразы не допускать» (НА РТ. Л. 14). Дело в том, что, как справедливо указывается исследователями творчества поэта, «Николай I не разделял идею Тютчева об объединении славян под эгидой России, находя в этом устремлении угрозу принципам всеевропейского монархического легитимизма и революционный потенциал» [Тютчев 2011, с. 354]. Также в начавшейся войне официально не ставились цели захвата Россией Константинополя (Стамбула), когда-то бывшего столицей православной Византийской империи, а в рассматриваемое время являвшегося столицей мусульманской Османской империи, и возвращения христианам находившегося в этом городе храма святой Софии.

Таким образом, близкий к славянофильству религиозно-патриотический пафос видного поэта и ответственного чиновника, каким являлся Тютчев, выходил за дипломатические рамки и внешнеполитические расчеты самодержавия. Правда, стихи уже вышли в свет, их зачеркивание императором стало лишь символическим актом, означавшим предупреждение не позволять впредь в открытой печати высказываний, противоречащих правительственным намерениям.

Еще одним вопросом, поднятым по цензурной теме, стал следующий: «Могут ли быть печатаемы в газетах сообщенные в частных письмах сведения о подвигах в сражениях отдельными лицами». Император повелел при получении «частных сведений о подвигах в сражениях сноситься предварительно с подлежащим начальством и только тогда печатать о них в газетах, когда будет получено удостоверение о действительности их подвигов» (НА РТ. Л. 21 и об.).

Данное распоряжение было объявлено, как и следовало, в первую очередь военно-цензурному комитету. Норов был оповещен об этом решении военным министром. В свою очередь, товарищ министра народного просвещения счел необходимым призвать «к надлежащему наблюдению по цензуре» попечителей учебных округов, в ведении которых также возникала проблема обнародования сведений о войне и ее участниках (НА РТ. Л. 21 и об.).

В соответствии с цензурным уставом 1828 г. в России существовала сложная система цензуры, распределенная по различным ведомствам (народного просвещения, военному, синодальному, внутренних и иностранных дел). Обычно решающую роль играло министерство народного просвещения, но в военное время усиливалась роль Военно-цензурного комитета при Генеральном штабе. Военная цензура запрещала «размещение военно-политических известий в целом ряде журналов и газет», а «специальные статьи по военной тематике… заметки теоретического и военно-исторического характера размещались в основном на страницах изданий военного ведомства», самым массовым из которых была газета «Русский инвалид». Во избежание взысканий и наказаний гражданские цензоры старались согласовывать рассматриваемые тексты с военными властями, а издатели газет и журналов предпочитали ограничиваться перепечатками публикаций из военных и столичных изданий, поскольку на практике согласование материалов с разными инстанциями «затягивало рассмотрение черновиков на несколько месяцев, многие данные теряли свою актуальность». Однако в ряде случаев цензоры и сами могли подготовить «положительное заключение на публикации в течение нескольких дней», если в них рассказывалось о героизме русских солдат на продолжавшейся войне (Бондарь 2012, с. 19).

Судя, в частности, по «Самарским губернским ведомостям», требования военной цензуры провинциальной прессой действительно исполнялись. Заметки и сообщения о войне, в ней публиковавшиеся, представляли собой в основном перепечатки «столичных известий», уже прошедших цензурную проверку в центральных изданиях. Надо при этом признать, что, несмотря на строгий отбор допустимой информации, в сообщениях не скрывались сведения о тяжелых потерях русских войск в солдатах и офицерах, например, при штурме противником Севастополя, гибели и ранениях руководителей обороны города, адмиралов Корнилова и Нахимова (СГВ).

 

Заключение

Современная историография Крымской войны продолжает обогащаться новыми исследованиями, в том числе посвященными общественной жизни России в 1853–1856 гг. Наиболее четко явления в этой области жизни отражались «в зеркале прессы», в периодической печати. Для того чтобы адекватно использовать это «зеркало» в качестве исторического источника, необходимо критически учитывать все факторы, связанные с созданием газетных сообщений и журнальных публикаций. Одним из важнейших таких факторов является цензурная политика и деятельность цензурных учреждений.

Среди мест, где можно обнаружить новые материалы для углубления наших знаний по этой теме, необходимо указать на архивы ведомства народного просвещения, включая фонды Казанского учебного округа. О хороших перспективах и успешных результатах таких поисков свидетельствуют документы, проанализированные в данной статье.

About the authors

Yu. N. Smirnov

Samara National Research University

Author for correspondence.
Email: smirnov195503@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-4333-3230

Doctor of Historical Sciences, professor, head of the Department of World History, International Relations and Document Science

Russian Federation, 34, Moskovskoye shosse, Samara, 443086, Russian Federation

References

Supplementary files