Позиция Персии по проблеме «русского транзита» в XVI–XVII вв.: сюжет о ширванских городах

Полный текст

Введение

В предыдущих публикациях был поставлен вопрос о месте Московского государства в процессе экспансии европейцев в Азию в эпоху раннего Нового времени [Асташкин 2021, с. 20–21]. Термин «экспансия» в данном случае охватывает различные сферы деятельности: торговлю, дипломатию, миссионерство. Русские территории с этой точки зрения играли роль потенциального «транзитного коридора» или «моста», соединявшего континенты. Само Российское государство не только выступало в качестве объекта внимания европейцев, но и было непосредственным участником соответствующих взаимоотношений. При этом остается не до конца выясненной роль азиатских стран в указанных процессах. «Восточный» аспект можно отнести к числу наименее изученных сторон проблемы «русского транзита». Представляется перспективным, в частности, рассмотреть позицию Персидской державы Сефевидов по вопросу об использовании Волжско-Каспийского маршрута, соединявшего Европу с Востоком. Изыскания в этой области позволили бы в том числе взглянуть по-новому на специфику русско-персидских отношений того времени. Напомним, что после 1556 г. под контролем Москвы находился Великий Волжский путь, в крайней южной точке которого открывались дороги в прикаспийские регионы Ирана. Эту ситуацию обычно оценивают с точки зрения интересов европейских купцов, желавших освоить вновь открывшийся выход на азиатские рынки. Предметом данной публикации, напротив, являются мероприятия персидских администраций, затрагивавшие интересующую нас проблематику. В связи с большим объемом материала мы сконцентрируемся на отдельном сюжете из истории дипломатических контактов России и Ирана. В ходе переговоров о заключении антитурецкого союза, начавшихся в конце XVI в., не раз поднимался вопрос о статусе крупнейших городов Ширванского ханства: Дербента, Шемахи, Баку. В историографии до сих пор отсутствовали попытки вписать этот сюжет в контекст тематики «русского транзита».

Источниковую базу исследования составляют актовые материалы Посольского приказа, опубликованные Н.И. Веселовским. По замечанию А.А. Андреева, в архивах самого Ирана период XVI–XVII вв. представлен лишь «небольшими коллекциями разрозненных документов» [Андреев 2021, с. 159–160]. Также были использованы труды отечественных и иностранных специалистов, включая работы по истории Ширванского региона и Азербайджана в целом [Магарамов 2013; Магомедов, Магарамов 2015; Сеидова 2004]. Отдельного упоминания заслуживает новейшая публикация словацкого историка Л. Рыбара, посвященная роли Ширвана в русско-иранских контактах [Rybar 2020]. Благодаря изысканиям И.В. Магилиной можно оценить реакцию русских властей на дипломатические инициативы персов [Магилина 2008]. Системный взгляд на историю русско-персидских связей изложен в классической монографии П.П. Бушева [Бушев 1976]. Фундаментальное исследование П. Дарабади посвящено феномену Волжско-Каспийского пути [Дарабади 2009, с. 154]. Отдельные направления «транзитной» проблемы освещаются видными западными иранистами [Floor 1993; Matthee 1994].

Ширванское ханство и его значение для «русского транзита»

Исторический Ширван включал в себя прикаспийские территории от бассейна Куры до Дербента. Эта область традиционно славилась процветающими городами и развитой экономикой. Главным богатством региона считался знаменитый сырой шелк. В XV в. отмечался расцвет местного государства Ширваншахов, но уже в следующем столетии эта страна была покорена вновь возникшей державой Сефевидов. В 1538 г. шах Тахмасп I низложил локальную династию и превратил Ширван в провинцию (вилайет) под руководством наместника-беглербека [Bosworth 1987]. Легендарным владетелем здешних земель стал Абдаллах-хан Устаджлу (беглербек в 1549–1565/67 гг.), поддерживавший прямую связь с русским царем. В силу географического положения Ширванское ханство с самого начала было своего рода «мостом» между Ираном и Россией [Сеидова 2004, с. 45]. Регулярная русско-ширванская торговля шла с 1563 г. [Rybar 2020, р. 610]. Так, Дербент одновременно был «центром торговли Дагестана с Россией, а также центром транзитной торговли России с Сефевидским государством» [Магомедов, Магарамов 2015, с. 7, 13]. С 1560-х гг. в столице наместничества – Шемахе – действовала русская торговая фактория. Из Баку русские купцы вывозили по морю соль, нефть, шафран и шелк [Дарабади 2009, с. 154].

Вхождение Поволжья в состав Русского государства привело к оформлению цельного Волжско-Каспийского транзитного маршрута, соединявшего южные владения царей с приграничным доменом Сефевидом. Подчеркнем, что из Астрахани открывался прямой морской путь в гавани Ширвана [Floor 1993]. Вскоре эти новые возможности попали в поле зрения европейского купечества. Наибольших успехов в данном отношении добилась английская Московская компания, торговавшая с Персией по Волге и Каспию. Покровителем британцев на Востоке стал все тот же Абдаллах-хан. C санкции последнего Шемаха превратилась в опорный пункт английских коммерсантов [Дарабади 2009, с. 159–160, 161].

Далее ситуация в рассматриваемом регионе менялась главным образом из-за глобального противостояния Ирана и Турции. Уже в дебюте конфликта 1578–1590 гг. персидские участки Волжско-Каспийского транзитного пути перешли под власть султана. Освободить эти земли Сефевидам удалось лишь в ходе следующей войны (1603–1612 гг.). В частности, турецкие армии быстро оккупировали весь Ширван с его важнейшими экономическими центрами. Поскольку «Волжско-Каспийский вопрос» в 1580-х–1620-х гг. приобрел для шахов очевидную антиосманскую направленность, имеет смысл вычленить условный «антитурецкий» этап в развитии «транзитной» политики Персии [Асташкин 2023, с. 232–235]. Дискуссия о судьбе ширванских городов, по нашему мнению, стала одним из ярких проявлений этого периода.

Тема ширванских городов на русско-персидских переговорах

В источниках конца XVI – начала XVII в. можно найти ссылки на неоднократные обещания персидской стороны уступить русскому царю ключевые города Ширванского ханства. Взамен персы обычно просили северного соседа помочь им в войне с Турцией. Еще отец Аббаса I – Мохаммед Ходабенде (1578–1587 гг.) – через посла Гади-бека делал намеки на возможность передачи России Баку и Дербента [Магилина 2008, с. 153]. Пикантность ситуации заключалась в том, что обе крепости в тот момент уже были оккупированы султаном, т. е. для начала подразумевалось отвоевать их у общего противника. Помогая очистить Ширван от турок, Рюриковичи как раз оказали бы Сефевидам реальную военную поддержку. Москва отреагировала на восточные посулы с заметным воодушевлением. По пути в Иран в 1588 г. царский посол Г.Б. Васильчиков, если верить его донесениям, вступил в спор с Гади-беком. Последний якобы отказался от недавних заявлений и отныне рассуждал лишь о будущем совместном походе на Дербент и Баку, причем с прицелом, что города вернутся под власть шаха. Московский дипломат же настаивал на подтверждении обещаний, подразумевавших отдачу крепостей России даже в том случае, если персы освободят их в одиночку (Статейный Григорья Васильчикова список 1890, с. 23–25, 96). Принимая Васильчикова, только что воцарившийся Аббас I (1587–1629 гг.) выразил готовность «даровать» оба поселения Федору Иоанновичу даже без объединенной военной кампании, что, однако, сопровождалось просьбой все-таки прислать войска в Ширван. Правитель Ирана, к удивлению иностранного гостя, сослался на слухи о 60 тысячах русских ратников, будто бы уже успевших прибыть под стены Дербента (Статейный Григорья Васильчикова список 1890, с. 88, 97). В итоге посол увез в Москву грамоту, содержавшую пункт о будущем переходе городов к русской стороне, но лишь при условии, что сама Россия отнимет их у турок [Бушев 1976, с. 113]. Вместе с Васильчиковым к царю отбыли сразу два посланника (Бутак-бек и Гади-бек), которые везли с собой другое письмо Аббаса. Разница состояла в том, что во второй грамоте шах не выдвигал предварительных условий для уступки искомых земель (Перевод с грамот шаховых гилянского царя и роспись присланным к государю подаркам 1890, с. 129). На переговорах с боярами в 1590 г. Бутак-бек неожиданно завел разговор о всех (!) ширванских цитаделях, занятых османами. 22 мая от лица Аббаса было сказано: «…Чем им [городам. – Р. А.] быть за недругом, ино б лучше были за другом, за государем вашим, а промышляти б над ними государем нашим сопча, укрепясь меж собою в соединенье» (Записка как были те послы у бояр в ответе 1890, с. 140). Формулировка про совместный «промысел» могла означать некий вариант двустороннего управления территориями. Наконец, шахский гонец Кайа в 1592 г. вновь предложил царю самостоятельно завладеть Баку и Дербентом (в монографии Бушева вместо Баку указана Шемаха) (Записка, что сказал тот гонец при распросе в посольской полате 1890, с. 161–162) [Бушев 1976, с. 168]. 11 марта 1595 г. эту позицию, согласно сообщениям посланника А.Г. Звенигородского, устно подтвердил сам шах (Статейный список князя Андрея Звенигородскаго 1890, с. 273).

Как видно, уже на стадии завязки этот любопытный сюжет содержал признаки запутанной дипломатической игры. Официально Иран объяснял свою позицию по Ширвану общими добрососедскими соображениями (Церемониал приема Булат-бека 1892, с. 413). Специалисты предлагают различные объяснения реальных причин, толкавших персов на вышеуказанные обещания. В современной иранской науке, с одной стороны, есть консенсус о серьезности намерений Ирана, отчаянно пытавшегося вовлечь Московское царство в антитурецкий союз. Для достижения заветной цели шахи, как предполагается, были готовы пойти на любые территориальные уступки. Скепсис по этому вопросу, по словам А.А. Андреева, выражает только М. Сефатгол. С другой стороны, в работах Ф.А. Гусейна заявляется о «юридической неосновательности» посулов персидского руководства [Андреев 2021, с. 161, 166]. В самом деле, Аббас громогласно собирался передать другой державе города, которые в тот момент ему вообще не принадлежали. На этом факте частично строится альтернативная версия П.П. Бушева. Классик советской историографии доказывает, что Персия не нуждалась в России как в союзнике. Инициативы Сефевидов по теме антитурецкого блока, как утверждает исследователь, являлись «спектаклем», адресованным Стамбулу. Чтобы избежать войны на два фронта, султан был бы вынужден проявлять известную покладистость в общении с шахом. Однако для создания иллюзии коалиции с Россией персам требовалось спровоцировать Москву на практические шаги, в перспективе опасные для турок. Провокацией такого рода, как считает Бушев, и стали предложения о передаче Русскому царству Ширвана как «платы» за военную помощь. Слухи о появлении царского войска у Дербента по этой логике опять-таки должны были вызвать панику в Стамбуле [Бушев 1976, с. 107, 111]. Аналогичное мнение встречается и у современных исследователей [Магарамов 2013, с. 11]. Интересно также замечание А.А. Андреева о привычках Аббаса Великого. Шах при работе с дипломатической перепиской «мало придавал значения текстам посланий, как своих, так и от других правителей» [Андреев 2021, с. 166]. Нельзя исключать, что восточный владыка вообще не обращал большого внимания на пресловутый сюжет с ширванскими городами.

Если заявления Ирана все-таки были приманкой, нужно признать, что русская сторона в некотором роде попалась на крючок. Так, в беседе с вновь прибывшим Гади-беком в 1595 г. царь поднял вопрос о передаче ему не только Дербента и Баку, но еще и Шемахи. Федор также пообещал помочь шаху во взятии этих крепостей (Приезд от персидскаго шаха Аббаса I гонца Анди-бека (в третий раз) и купца Али Хосрова 1890, с. 298–299). Дипломатическая подготовка будущих военных акций была поручена посольству В.В. Тюфякина, которое не смогло выполнить свою миссию в силу трагических обстоятельств. Тем не менее на руках у этой делегации были проекты «докончальных грамот» с пунктом о совместном отвоевании трех городов и передаче их России. Судя по тексту посольского наказа, царь был готов торговаться, допуская возможность возвращения Шемахи Сефевидам. Позиция по поводу Баку и Дербента была более категоричной (Отправление в Персию российскаго посла князь Василья Тюфякина и дьяка Семена Емельянова для постановления с персидским шахом крепкой дружбы и неподвижнаго против общих недругов соединения 1890, с. 353, 372, 375). Не будем забывать, что вплоть до недавнего времени статус Шемахи вообще не стоял на повестке дня и сам Иран не проявлял инициативы по этой теме. Следующий московский правитель – Борис Годунов – в 1600 г. отправил на Восток А.Ф. Жирово-Засекина с новым проектом договора. Здесь мы находим те же статьи о трех крепостях вкупе с аналогичной оговоркой про Шемаху (Грамота для заключения союза 1892, с. 141) [Магилина 2008, с. 146–148, 153]. Судьба русского посольства 1600–1601 гг. остается не до конца выясненной (непонятно даже, добралось ли оно до Персии). В любом случае союз между царем и шахом так и не был оформлен. В эпоху Смуты о ширванской теме внезапно вспомнили сами персы – и это несмотря на успехи в войне 1603–1612 гг., когда Аббас I без всякого иностранного содействия планомерно отвоевывал у османов ранее потерянные земли. В грамоте, привезенной Мюгиб-беком в 1607 г., глава Ирана не только сообщал царю о недавнем взятии Шемахи, но и заявлял следующее: «И будет вам понадобятца те городы [все три! – Р. А.], и мы вам за то не постоим: все твои, потому что мы с вами дружны и для дружбы так делают» (Переводы с семи шаховых грамот 1892, с. 254). На контрасте с предыдущими событиями это утверждение, по-видимому, осталось без ответа (согласно комментарию Бушева, русские сановники успели «раскусить» уловки персов с их «политикой обещаний») [Бушев 1976, с. 426, 429–431]. В более позднем послании к анонимному «Белому царю» (характерная примета Смутного времени) Аббас просил помощи в освобождении остальных городов Ширвана (Переводы с семи шаховых грамот 1892, с. 255). Позднейшее обращение такого рода датировано 1615 г. Посол Булат-бек поведал думному дьяку П. Третьякову о готовности шаха отдать Шемаху (но лишь в случае, если две державы наконец заключат военный союз) (Церемониал приема Булат-бека 1892, с. 413). Не исключено, что это заявление было связано с нараставшей угрозой новой иранско-турецкой войны.

Гипотеза о мотивах сторон

Итак, на фоне обострения противостояния с Турцией шахи на словах были готовы уступить России едва ли не все Ширванское ханство. По нашему мнению, версия о продуманной дипломатической игре звучит весьма правдоподобно. Ценность Ширвана коренилась в том числе в экономическом потенциале, а главным местным ресурсом считался шелк-сырец. Поскольку экспорт шелка занимал едва ли не ключевое место в политике тогдашних Сефевидов, уже поэтому отказ от ширванских городов был утопией, на что обращает внимание Л. Рыбар [Rybar 2020, р. 615]. Представим, однако, что Баку, Дербент и Шемаха все-таки перешли под юрисдикцию русских монархов. Владея ширванскими гаванями, они могли бы контролировать едва ли не всю каспийскую и кавказскую торговлю [Rybar 2020, р. 614]. В этой гипотетической ситуации царская казна приобрела бы два мощнейших преимущества: господство на рынке сырого шелка и возможность свободно отправлять этот сверхпопулярный товар на Запад по маршруту Ширван – Астрахань – Великий Волжский путь – Архангельск. Образно говоря, Русское царство могло пойти по стопам Московской компании – при отличии, что теперь поставщик становился еще и первоначальным собственником. В перспективе это могло бы означать «революцию» в европейско-азиатском товарообмене (по меньшей мере на конкретном товарном рынке). Более того, феномен «русского транзита» после перехода Ширвана к царю должен был пережить полную трансформацию. Магистральный отрезок Волжско-Каспийского маршрута отныне принадлежал бы только Русскому государству (строго говоря, уже было бы не вполне уместно говорить о «транзите»). Однако можно ли предполагать, что московское правительство осознанно лелеяло подобные амбиции? Мы убедились, что на рубеже XVI–XVII вв. Россия проявляла изрядную настойчивость в попытках решить «ширванский вопрос» в свою пользу. Л. Рыбар доказывает, что с 1595 г. царь всерьез озаботился присоединением Ширвана [Rybar 2020, р. 615]. Чем же объяснялось желание завладеть этой частью Прикаспийского региона? Есть мнение, что в Москве рассчитывали закрепиться на дорогах в Грузию, проходивших через Дербент [Бушев 1976, с. 64]. Нам же более близко замечание Г.М. Сеидовой: завладев хотя бы Баку и Дербентом, Русская держава приблизилась бы и к другим торговым центрам Азербайджана, находившимся «на стыке транзитных путей Европы и Востока». По словам автора, Россия желала «расширить рынки сбыта, прибрав к рукам богатый шелком-сырцом регион [курсив мой – Р. А.]» [Сеидова 2004, с. 40]. Повышенный интерес русской стороны к рынкам Ширвана и персидскому шелку в целом хорошо известен [Rybar 2020, р. 610]. Проявлением этой тенденции можно считать последующее сотрудничество Москвы с «Армянской компанией», призванное пополнить бюджет доходами от торгового транзита [Matthee 1994, р. 751]. В тот же период (вторая половина XVII в.) Россия стремилась «окончательно установить свой контроль над северокавказскими торговыми путями», используя систему крепостей на Восточном Кавказе [Дарабади 2009, с. 162]. Считается, что такая политика предусматривала экспансию в богатые шелком провинции Ирана – Ширван и Гилян [Сеидова 2004, с. 80]. Кульминацией этой линии поведения, несомненно, стал Персидский поход Петра I. В то же время первые планы по захвату Гилянского ханства на южном побережье Каспия датируются 1630-ми гг. Имеется в виду т. н. «проект Бругемана», предполагавший присоединение Гиляна, Мазандарана и Астрабада к Русскому царству [Кулаков 2016, с. 61]. Как и в случае с Ширваном, реализация этой программы помогла бы России подчинить себе «почти всю шелковую торговлю по Каспийскому морю, свободно продавая шелк-сырец на внутреннем рынке и монопольно снабжая им Западную Европу» [Сеидова 2004, с. 53]. Предположим, что в Москве на самом деле сделали ставку на обогащение от межконтинентальной торговли еще в конце XVI в., причем именно под этим углом зрения оценивалась «ширванская тема» на переговорах с шахом. Документально подтвердить эту версию, к сожалению, вряд ли возможно, хотя она не противоречит ни фактам, ни общей исторической логике. Мы опять-таки не можем доказать, что руководство Персии, поднимая вопрос об уступке Ширвана, рассчитывало соблазнить царя именно такими перспективами. Однако если Аббас I и его окружение хотя бы отчасти учитывали привлекательность ширванского шелка для России, это означает, что иранская внешнеполитическая стратегия использовала феномен Волжско-Каспийского маршрута в качестве некоего дипломатического инструмента («козыря» или «рычага»). Подчеркнем, что данное умозаключение представляет собой не более чем логическую гипотезу, позволяющую вписать «ширванский вопрос» в «транзитную» проблематику.

Заключение

Таким образом, с помощью анализа источников и литературы можно составить приблизительное впечатление о возможной связи между «сюжетом о ширванских городах» и проблемой «русского транзита». Установлено, что в рамках русско-иранского диалога на тему антитурецкого блока активно обсуждался вопрос о возможной передаче Ширванского наместничества под власть Рюриковичей. Мотивация участников переговоров, к сожалению, остается не вполне ясной. При этом очевидно, что Москва до определенного момента относилась к персидским обещаниям с максимальной серьезностью. В основе такой реакции мог лежать, в частности, интерес к ширванскому шелку и Волжско-Каспийскому торговому пути. Реальный переход городских центров Ширвана под руку царя мог спровоцировать сдвиг в европейско-азиатской торговле, что одновременно придало бы феномену «русского транзита» совершенно новое наполнение. Дипломатия Сефевидов, скорее всего, использовала «ширванскую приманку» как дипломатический рычаг для воздействия на Россию и (в конечном итоге) Турцию. Авторы этой тактики опять-таки могли учитывать заинтересованность русской стороны в прямом доступе на рынок ширванского шелка-сырца.

По нашему мнению, итоги данного исследования достаточно значимы для изучения общей проблемы места Русского царства в экспансии европейцев в Азию. В частности, это важно для понимания структуры условного «треугольника» «Запад – Россия – Восток». Хотелось бы отдельно подчеркнуть необходимость активного привлечения зарубежной историографии для рассмотрения подобной тематики.

Об авторах

Р. С. Асташкин

Автор, ответственный за переписку.
Email: biblio.min@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8435-3318

кандидат исторических наук, доцент кафедры философии и истории науки

Список литературы

Дополнительные файлы