Semantics and specificities of functioning of nouns with augmentative suffixes in informal internet-communication (based on the materials of Russian-speaking blogs)

Full Text

1. Семантико-словообразовательная категория интенсивности непроцессуального признака

Семантика интенсивности в русском языке давно вызывает интерес ученых. Настоящее исследование во многом опирается на работы С.Е. Родионовой, рассматривающей интенсивность как отдельную семантическую категорию в русле Теории функциональной грамматики [Родионова 2004, 2005]. В понимании С.Е. Родионовой семантическая категория интенсивности (далее – СКИ) имеет полевую структуру, т. е. она представлена в виде отдельного функционально-семантического поля интенсивности (далее – ФСПИ). Лексические, словообразовательные и морфологические средства выражения степени интенсивности относятся к ядру, фонетические и синтаксические единицы представляют периферию ФСПИ.

В центре нашего исследования находятся словообразовательные интенсификаторы, которые, отметим, имеют двойственный характер. С одной стороны, они указывают на место называемого денотата относительно стандарта, который может быть индивидуальной нормой говорящего / пишущего (например, экстрабелая краска). С другой стороны, подобные морфемы осложнены субъективно-прагматическим компонентом, т. к. в силу своей экспрессивности, эмотивности, оценочности и образности интенсифицированная единица приобретает особую значимость для адресанта и / или адресата высказывания.

Наиболее удобной единицей для описания словообразовательных интенсификаторов следует признать семантико-словообразовательную категорию. Термин «семантико-словообразовательная категория» был введен в научный обиход Э.П. Кадькаловой [Кадькалова 1994]. Он встречается и в работах других исследователей, см.: [Коряковцева 1998, 2007; Петрухина 2017 а, 2017 б; Кузнецова 2004]. Семантико-словообразовательная категория представляет собой объединение разных словообразовательных категорий на основании общности их семантики (в нашем случае – степени проявления непроцессуального признака).

Непроцессуальный признак может быть выражен не только именем прилагательным, для которого он является общекатегориальным значением, но и именем существительным, которое, как известно, «называет предметы в широком смысле слова» [Русская грамматика 2005, с. 460], в том числе и качества или свойства «как независимые самостоятельные субстанции непроцессуальных признаков и процессуальных признаков» [Русская грамматика 2005, с. 460]. Кроме того, интенсификация может затрагивать и имя существительное с более конкретным значением (название вещи, лица, вещества и т. д.), актуализируя одно из его свойств (например, параметрический показатель – размер – в случае с домище) или комплекс свойств (например, аугментатив бабища, более подробно об этом будет сказано ниже).

Таким образом, в ССКИ непроцессуального признака входят словообразовательные категории как отадъективных, так и отсубстантивных дериватов. Последние представлены именами существительными, образованными при помощи префиксальных (обер-идиот, сверхрадость, раскрасавица и т. п.)¹ и суффиксальных (вкуснотища, пылюка, холодина и т. п.) формантов-аугментаторов.

2. Краткие сведения из истории суффиксов-аугментаторов

Целью настоящей работы является описание семантики и особенностей функционирования суффиксов-аугментаторов имен существительных^{2 3}. На значение увеличительности, передаваемое подобными морфемами, обращали внимание уже в XVIII веке. Так, М.В. Ломоносов в «Российской грамматике» пишет, что «увеличительных имен три рода имеют российские имена существительные: 1) на ище, 2) на ина, 3) на инище: столъ, столище, столина, столинище; рука, ручище, ручина, ручинище» [Ломоносов 1765], при этом отмечая, что они «значат вещь грубую» [Ломоносов 1765], и таким образом маркируя их субъективно- прагматический потенциал и стилистические особенности. В «Россійской грамматике» 1819 года из списка аугментаторов исключается финаль -инище, но возникает дифференциация по роду у дериватов с формантом (в современном понимании) -ищ-: для слов мужского и среднего рода предписывается употребление финали -ище, а для слов женского рода – -ища [Россійская грамматика 1819]. Постепенно список увеличивается, и, по данным «Словаря словообразовательных аффиксов современного русского языка» (далее – ССлА) (Лопатин, Улуханов 2016), в настоящее время выглядит следующим образом: -ищ-, -ин(а), -уг(а) (орф. -юг(а)), -юк(а), хотя для формантов -уг(а) (орф. -юг(а)), -юк(а) аугментативное значение признается только факультативным⁴.

3. Семантика и деривационные особенности суффиксов-аугментаторов в неформальном интернет-дискурсе

3.1. Среди перечисленных морфем в исследованном языковом материале выделяется прежде всего суффикс -ищ-. Этот формант наиболее продуктивный: выгрузка (общая численность примеров) в подкорпусе «Живой Журнал» ГИКРЯ ⁵насчитывает более 200 тысяч вхождений (дериватов – более 11 тысяч).

В ССлА значение форманта -ищ- определяется как «предмет, явление, такой (-ое) же, как названный (-ое) мотивирующим словом, но больший (-ее) по размеру или по степени своего проявления, значимости, с экспрессией фамильярности»⁶ (Лопатин, Улуханов 2016, с. 427). Оно реализуется в таких дериватах, как ветрище, глазищи, глыбища, домище, книжища, коробища, котище, кулачище, кучища, лапища, ножища, пакетище, ручища, синячище, скандалище, снежище, сосулища, сумища, толпища, чемоданище, ямища и др. Наш материал позволяет конкретизировать данные значения в виде нескольких подтипов:

а) ‘увеличенный параметрический показатель размера’ (подтип характерен для производящих с предметной семантикой):

(1) реву, читая отзыв Воденникова на меланхолию, я реву глядя на букетища цветов, и огромное облако из шариков сердечек над моим столом;

(2) Здоровенные твари, скажу... С ужасом думаю, какой аквариумище придется тогда покупать ... Лошади. Просто лошади:);

б) ‘большое количество’ (подтип характерен для производящих с вещественной семантикой):

(3) Красота, конечно, но и грязища! Я вся изгваздалась, упала даже:( Там страшновато вечером одной.

(4) Потом выяснилось, что когда мой орехокол Sony Ericsson K790i мой любимый мобильник упал на ногу, он отрезал мне большой кусок кожи, из раны хлынула кровища;

в) ‘усиленная интенсивность физического явления / свойства’ (подтип характерен для производящих с соответствующей исходной семантикой):

(5) Страшно стало... Реально страшно! Я в окно посмотрела, а толку? Туманище – ни видно ниче:( Только фары машины увидела ...

(6) Отличная фотография. Как же вы в такой дождище поедете? Город медленно превращается в Венецию...;

г) ‘усиленный субъективно-прагматический компонент’ (подтип характерен для производящих с отвлеченной семантикой):

(7) Таня, стыдоба-стыдобище:) На аве – не фуфик, там чужая морская свинка

(8) В общем – унылая скукотища, закончившаяся банально и тошнотворно любвеобильно.

(9) А еще школа! Кошмар! нет, просто КОШМАРИЩЕ!!!! самое что ни на есть настоящее!

Самой заметной особенностью дериватов с -ищ- в рассмотренном материале представляется изменение родовой характеристики производного. Известно, что подобные дериваты имеют разные окончания в зависимости от родовой принадлежности производящего существительного, см.: [Розенталь 2013], при этом правило распределения окончаний часто не соблюдается пишущим. Подобные случаи можно разделить на две группы – случайное и намеренное искажение родовой принадлежности производного слова. Случайное искажение, обусловленное незнанием правил русской орфографии или небрежностью, осуществляется в разных направлениях: дериваты от существительных мужского и среднего рода имеют окончание -а, а от существительных женского рода – окончание -е. Строго говоря, это не всегда ведет к изменению синтагматических показателей. Во второй группе, напротив, возможна только замена флексии женского рода на флексию мужского / среднего рода, вследствие которой меняется и грамматическое значение рода, что доказывается синтагматическими показателями:

(10) Да, именно так, это не бабочка, это бАбище какое-то. Размером больше 15см в размахе. Жрет ананасы и яблоки;

(11) Это я, конечно, утрирую, но вонище стоит просто невыносимое. Меня начинает тошнить...

В случае когда производящим является существительное, обозначающее лицо женского пола, мы видим наиболее сильную интенсификацию негативной оценки⁷. Денотат при помощи номинации с суффиксом -ищ- и окончания среднего рода как бы обезличивается и воспринимается как нечто неживое:

(12) О чём же фильм? 1912 год. Главная героиня, ужасно стремное бабище по имени Адель, похищает из Каира мумию, врача фараона...

3.2. Существенно меньшей частотностью отличается формант -ин(а): выгрузка фиксирует всего 29 дериватов интересующего нас свойства. Следует отметить, что в ССлА выделяется восемь омонимичных морфем -ин(а). Особенность значения некоторых из них состоит в том, что оно может включать субъективно-прагматический компонент, причем выражаемый в разной степени. Так, для суффикса -ин(а)¹ со значением «предмета или явления, характеризующегося признаком, названным мотивирующим словом» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 371) усиленная отрицательная экспрессия встречается в дериватах, которые лежат вне сферы литературного языка и относятся к разговорной речи или даже к просторечию: харкотина, блевотина, перхотина⁸ (эти производные реализуют значение подтипа «вещество, являющееся результатом действия, названного мотивирующим существительным» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 376)). Суффикс -ин(а)⁸ выделяется как характерный для стилистических дериватов: морфема имеет значение «предмет, названный мотивирующим словом (преимущ. в стилистически окрашенных синонимах мотивирующих слов)» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 384), в частности в названиях животных (псина, гадина, тварина) или лиц (казачина, молодчина, человечина).

Собственно интенсифицирующее значение форманта признается только за суффиксом -ин(а)⁴ «предмет, явление, такой (-ое) же, как названный (-ое) мотивирующим словом, но больший (-ее) по размерам или по степени своего обнаружения, чем обычно» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 381). Это значение может быть конкретизировано в следующих подтипах (на специфику конкретизации могут указывать определения и другие элементы контекста):

а) ‘увеличенный параметрический показатель размера’ (подтип характерен для производящих с предметной семантикой):

(13) Иду я себе иду... и тут с крыши падает огромная глыбина льда... уууууууф... повезло... так было раза три...;

б) ‘усиление интенсивности физического явления / свойства’ (подтип характерен для производящих с соответствующей исходной семантикой): (14) Весь день – холодина и дождь, дождь, дождь... спросила;

в) ‘усиленный субъективно-прагматический компонент’ (подтип характерен для производящих с отвлеченной семантикой):

(15) Она дурища полная, я читала про нее и тв смотрела. Идиотина, только и всего.

Однако мы сталкиваемся с тем, что в ряде случаев сложно определить, какой из указанных омонимичных суффиксов участвовал в словопроизводстве. Так, например, в лексеме рыбина может быть выделен как суффикс сингулятива -ин(а) ³ , так и -ин(а) ⁴ со значением увеличенного параметрического показателя:

(16) Сюда с третьего этажа переселилась белуга – самая большая наша рыбина.

В лексеме человечина могут взаимодействовать (и в результате этого ослабляться) значения суффиксов - ин(а) ³, - ин(а) ⁴, -ин(а) ⁸:

(17) Изумительный человечина, Галочка!

В примере (17) в суффиксе реализуется сложная семантика, представляющая результат взаимодействия: 1) значения единичности, выделенности из общей массы; 2) интенсификации таких семантических компонентов лексемы человек, как ‘моральные и интеллектуальные свойства’ (при этом положительная оценочная экспрессия задается атрибутом изумительный)⁹; 3) стилистической модификации производящего слова¹⁰. Надо признать, что во всех приведенных значениях присутствует усиленный субъективный компонент, чему способствует нестандартность деривата.

В целом выбор любого из перечисленных омонимов (форманта -ин(а)) служит интенсификации оценочной экспрессии, причем чаще отрицательной. Это характерно в первую очередь для тех случаев, когда производное представляет наименование лица: вражина, дурачина, идиотина, балбесина, тварина, маньячина, бабина, козлина, шкодина, кобелина, волчина и т. п. (исключение составляет устойчивый дериват молодчина).

3.3. В ССлА даны два омонимичных суффикса -уг(а) ^{1 2} (орф. -юг(а)), участвующих в словообразовании имен существительных. Они отличаются производящей базой и семантикой. Так, -уг(а) ¹ (орф. -юг(а)) имеет значение «предмет (преимущ. лицо) – носитель признака, названного мотивирующим словом» (Лопатин, Улуханов 2016, 658) и участвует в субстантивной деривации от имен прилагательных (подлюга от подлый) и в единичных случаях от глагола (хапуга от хапать) и существительного (кольчуга от кольцо). Для форманта -уг(а) ² (орф. -юг(а)), значение которого определяется как «предмет, явление, названный (-ое) мотивирующим словом» (Лопатин, Улуханов, с. 659), производящей базой признается только существительное. Согласно данным словаря, семантика интенсивности возможна как факультативный компонент значения только для суффикса -уг(а)- ² (орф. -юг(а)): «большой, превышающий среднюю (обычную) степень проявления» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 659), например, в дериватах пылюга или холодюга. Отадъективные дериваты со значением лица, носителя признака, названного производящей основой, с омонимичным формантом, например, хитрюга, не могут иметь подобного оттенка. Хотелось бы отметить, что последняя группа дериватов отличается возможной полимотивированностью. Так, предложенные в ССлА производные хитрюга, подлюга, жадюга, как представляется, могут быть мотивированы не только именами прилагательными хитрый, подлый, жадный, но и именами существительными хитрец, подлец, жадина соответственно со значением лица. В нашей выгрузке также встречаются примеры наименований лиц, образованных от имен существительных: аферюга, бандюга, ворюга, террорюга, садюга, металлюга и т. д. Очевидно, что в подобных дериватах словообразовательный формант действительно может не интенсифицировать какой-либо признак или комплекс признаков, а усиливать общую экспрессивность высказывания, в котором они употребляются:

(18) ууу, какой аферюга знатный! … я таких обожаю!:)))

В приведенном примере формант -уг(а) (орф. -юг(а)) может восприниматься как аугментатор в значительной степени благодаря другим средствам интенсификации – местоименного прилагательного какой и лексического интенсификата знатный. Данный формант при общей немногочисленности дериватов также реализует типовые значения аугментаторов:

а) ‘увеличенный параметрический показатель размера’ (подтип характерен для производящих с предметной семантикой):

(19) Слышу сзади сдавленное чертыхание, оборачиваюсь... и вижу у себя за спиной гигантскую каменюгу. Высокую. Как я об нее не полетела – непонятно;

б) ‘большое количество’ (подтип характерен для производящих существительных с вещественной семантикой):

(20) Довольно скоро асфальт сменился ужасающе пыльной дорогой, засыпанной камнями. Пришлось закрыть окна и включить кондиционер, так как поднятая машиной пылюга начала клубами заползать в салон.

в) ‘усиление интенсивности физического явления / свойства’ (подтип характерен для производящих с соответствующей исходной семантикой):

(21) А у нас ветрюга сильнющий. Не знаю откуда дует, но по крайней мере мне в окно. И если окно открыть, то сразу сквозняк, бумаги по комнате летают;

г) ‘усиленный субъективно-прагматический компонент’ (подтип характерен для производящих с отвлеченной семантикой):

(22) Сюжет вкратце таков. Лёнчик ДиКаприо – матёрый ворюга, промышленный шпион.

Таким образом, интенсифицирующее значение данного форманта реализуется в немногочисленных отсубстантивных дериватах типа зверюга, тварюга, ветрюга, пылюга, грязюга, семантика интенсивности в которых может поддерживаться другими средствами интенсификации.

3.4. К форманту -уг(а) (орф. -юг(а)) близок суффикс -юк(а), участвующий в образовании дериватов со значением «предмета, названного мотивирующим словом, с увеличительным (усилительным) оттенком (в просторечии)» (Лопатин, Улуханов 2016, с. 710). Тип характеризуется как продуктивный, хотя устойчивых дериватов с суффиксом -юк(а) немного: грязюка, пылюка, змеюка, зверюка, свинюка, каменюка, жарюка, глазюки, кобелюка, заразюка, мразюка, холодюка, очередюка и т. д. Формант реализует стандартный набор типовых значений суффиксальных аугментаторов:

а) ‘увеличенный параметрический показатель размера’ (подтип характерен для производящих с предметной семантикой):

(23) Под мудрым руководством парализованного ученого им предстоит бросить вызов громадной каменюке, угрожающей жизни ни в чем не повинных бактерий. Что? Вы уже где-то видели этот фильм? Вам показалось;

б) ‘большое количество’ (подтип характерен для производящих с вещественной семантикой):

(24) Надоела же эта грязюка, которая как «море» застелила городские улицы, заставляя их в себе утопать. Везде все серое и грязное, а так хочется увидеть летнюю радугу после теплого дождя, насладившись ее разноцветной красой;

в) ‘усиление интенсивности физического явления / свойства’ (подтип характерен для производящих с соответствующей исходной семантикой):

(25) это… может пропустить один денечек, а? для сердца вредно в такую жарюку так напрягаться;

г) ‘усиленный субъективно-прагматический компонент’ (подтип характерен для производящих с отвлеченной семантикой):

(26) Я бы с удовольствием, но у меня не кошка а зверюка, недавно сын принёс вот таких маленьких котят, в подъезд подкинул кто-то, так пришлось закрыть кошку в отдельной комнате, с ума сходить начала, рычит, шипит.

Обобщая результаты анализа, можно сказать, что указанные суффиксы как аугментаторы могут иметь следующие типовые значения: а) ‘увеличенный параметрический показатель’; б) ‘большое количество вещества’ (характерно для всех указанных морфем, кроме суффикса -ин(а)); в) ‘усиленная интенсивность физического явления / свойства’; г) ‘усиленный субъективно-прагматический компонент’. Для последнего в большей степени характерна не интенсификация непроцессуального признака как таковая, а усиление общей экспрессивности высказывания, в котором употреблен дериват, что достигается его необычностью.

4. Усиленный комплекс имплицитных признаков

В ряде случаев целесообразно говорить об усилении не отдельно взятого непроцессуального признака, но целого комплекса признаков, связанных с прототипом денотата. Так, в дериватах голосина и голосище интенсификация затрагивает сразу несколько параметров – силу, диапазон, громкость голоса:

(27) Ну как? Будешь на концерты Кипелова ходить? – Дааааа)))) Такой голосина!

(28) Ну конечно, она старенькая уже, и чувствуется, что тяжеловато ей, и прямо страшно иногда – сердце замирало – кажется, вдруг вот выдаст она свое AAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAй I willalwaysloveyouuuuuuuuuuuuuuuuuu и развалится – такая она хрупкая, но голосище сильный.

Более сложными и неоднозначными представляются случаи подобной интенсификации в аугментативах, служащих для номинации лиц. Так, в устойчивом деривате бабища, значение которого определяется «Большим толковым словарем русского языка» как ‘крупная, рослая и полная женщина’ (БТС 1998, с. 54), аугментатор -ищ- может интенсифицировать компоненты крупный или полный:

(29) Теперь у этого портрета толпятся ценителей исскуйств больше чем у Рафаэля и Да Винчи, даже больше чем у Рубенса, который здесь представлен совсем иными гранями таланта. без толстенных бабищ

Но в ряде случаев формант -ищ- выступает как интенсификатор негативной оценочности и набора признаков, которые могут характеризовать денотат как ‘шумный’, ‘скандальный’, ‘склочный’ и т. п. (не исключая иногда и интенсификацию по указанным выше компонентам значения лексемы бабища):

(30) какая мерзкая злобная бабища N!

(31) она такая мерзкая, грубая, резкая, при этом хитрая, скользкая, она такая примитивная, такая прямолинейная в своей уверенности в стопроцентной правоте, в конце концов она бабище, завистливое и злое… она настолько заполняет целиком весь мир вокруг меня на работе, что я становлюсь все более и более незаметной, повадки все более кошачьими, скрытными и мягкими. единственное о чем я жалею, что не могу стать прозрачной…

Подобная интенсификация наблюдается в аугментативах, производящее которых представляет собой слово, называющее сложное понятие, связанное с национальными языковыми стереотипами:

(32) Скляр, волчина осторожный, не мог не выяснить предварительно, кто в подъезде обитает.

Мы можем предположить, что в данном примере есть усиление таких характеристик денотата, как ‘матерый’, ‘лицемерный’, ‘хитрый’ и т. п.).

5. Множественная интенсификация: взаимодействие аугментаторов с другими языковыми единицами ФСПИ

Многозначность суффиксальных аугментаторов постепенно приводит к потере экспрессивности и, как следствие, к частичной утрате ими семантики интенсивности, что требует от пишущего дополнительной интенсификации при помощи других языковых единиц. В первую очередь, это лексические интенсификаты (такие лексические единицы, которые имплицитно содержат сему интенсивности). Так, например, в отношении деривата холодина используются атрибуты дикая, жуткая, собачья, ужасная и т. п., а при деривате кровища часто встречаются глаголы хлестать и хлынуть (см. пример (4)). Кроме того, универсальными усилителями, не осложненными оценочной валентностью, следует признать местоименные прилагательные такой и какой:

(33) Недоумеваю – зачем здесь нужен Баскин Роббинс, когда кругом такая беднотища (а также примеры (6), (25), (27), (33));

(34) Синие сыры? Фетаки? какая вкуснотища! (см. также пример (18)).

Дополнительная интенсификация может осуществляться при помощи других формантов- интенсификаторов: это могут быть префиксы, как правило, заимствованные (супермегачеловечище), в более редких случаях – исконные (раскрасавище). Наконец, наименее частотным средством является графическая имитация пролонгации ударного гласного:

(35) Ананасы – просто мечта! Такая вкуснотиииища!

В приведенных в статье примерах множественная интенсификация встречается более чем в половине случаев (примеры (4), (6)–(9), (11), (13), (16), (18), (21)–(25), (27)–(29), (33)–(35)). Как представляется, взаимодействие контекстных средств интенсификации уточняет семантику деривата и актуализирует интенсифицирующий потенциал суффиксальных аугментаторов.

Заключение

Итак, на основе проведенного исследования можно сделать вывод о том, что реализация интенсифицирующего потенциала морфемы зависит от конкретного случая ее употребления и контекста, в котором могут использоваться другие средства интенсификации. Основную роль при этом играют лексические единицы, которые могут характеризоваться как устойчивой сочетаемостью (например, собачья холодина), так и универсальной (например, усилители такой и какой в определенных конструкциях). Наше исследование словообразовательных средств интенсификации непроцессуального признака показывает, что множественная интенсификация более частотна в высказываниях с суффиксальными аугментативами, чем с дериватами, включающими препозитивные форманты-интенсификаторы [Скачкова 2018, 2019]. Соответственно, в значительном количестве дериватов с проанализированными суффиксами семантика интенсивности кажется несколько ослабленной на фоне экспрессивного, эмотивного и оценочного компонентов значения. Таким образом, суффиксальные аугментаторы имен существительных следует отнести к периферии ССКИ. В то же время нельзя не отметить, что употребление отсубстантивного аугментатива обусловливает появление других контекстных средств интенсификации, и это в целом увеличивает степень интенсивности выражаемого признака и экспрессивности всего высказывания.

Примечания

¹ В подобных словообразовательных моделях исследователи отмечают рост продуктивности заимствованных формантов. Подробно они рассмотрены, в частности, в работе польской исследовательницы И. Митурской-Бояновской [Miturska-Bojanowska 2013].

² Под аугментативом понимается дериват, образованный от существительного при помощи оценочного суффикса со значением увеличительности и/или усилительности (грозища, жарища, холодина и т. п.).

³ Под аугментатором понимается оценочный суффикс со значением увеличительности (по аналогии с термином интенсификатор).

⁴ За пределами данной статьи остались суффиксы, которые реализуют семантику интенсивности в единичных дериватах, например, -ар- (слоняра) или -ак- (морозяка) и т. п.

⁵ В приводимых в статье примерах сохранена авторская орфография и пунктуация.

⁶ В исследуемом нами материале проявляются две деривационные особенности форманта -ищ-, которые соответствуют экспрессии фамильярности: 1) способность участвовать в образовании аугментативов от этикетных формул (спасибище, приветище, С днищем! в значении ‘С днем рождения!’ и т. п.); 2) способность интенсифицировать устойчивые выражения (Открывала тут коробочку с линзами... И порезала пальчик в такое мясище. Просто няка). Последнее характерно и для другого аугментатора – -ин(а) (ср.: Все те дни, что я работала, я работала как лошадина. Однажды отправила около 100 факсов приблизительно за 2 часа). Как мы видим, подобные конструкции сами по себе имеют значение усиленного процессуального признака, что выходит за рамки предмета настоящего исследования. Указанные деривационные особенности свидетельствуют о расширении мотивирующей базы данных формантов.

⁷ В редких случаях возможна интенсификация положительной оценочной экспрессии, ср.: Несусветное красотище и вкуснотище.

⁸ От глагола перхать ‘покашливать, кашлять от ощущения щекотания или раздражения в горле’ (БТС 1998, с. 826).

⁹ Интенсификация положительной оценки указанного значения производящего в большинстве случаев реализуется при помощи конкурентного форманта -ищ- (человечище). Кроме того, от того же производящего есть дериват с -ин(а)1 со значением «мяса того (преимущ. животного), кто назван мотивирующим сщ, употребляющееся в качестве пищи» (Лопатин, Улуханов 2016 с. 375). Он может использоваться метафорически, актуализируя экспрессию уничижительности, пренебрежения, отвращения (ср.: На картинах — даже не люди, а человечина. Безобразные тела без единого проблеска души…). Это также способствует формированию устойчивой отрицательной коннотации данного деривата.

¹⁰ Ср.: Был у меня Н. А. Лейкин. Человечина он славный, хоть и скупой. Он жил в Москве пять дней и все эти дни умолял меня упросить тебя не петь лебединой песни, о которой ты писал ему (А.П. Чехов. Письма Александру Павловичу Чехову (1883), цит. по Национальному корпусу русского языка) или В табачном дыму, как в мешке, сидел у порога старый губатый человечина (М.А. Шолохов. Тихий Дон. Книга первая (1928–1940), цит. по Национальному корпусу русского языка).

Материалы исследования

Генеральный интернет-корпус русского языка. URL: http://www.webcorpora.ru/en (дата обращения: 22 мая 2021 года).

БТС 1998 – Большой толковый словарь русского языка / под ред. С.А. Кузнецова. Санкт-Петербург: Норинт, 1998. 1536 с.

Кузнецова 2004 – Кузнецова Т.В. Лексико-семантический потенциал словообразовательных структур: на материале моделей семантико-словообразовательной категории «становление/приобретение признака»: дис. ... канд. фил. наук. Саратов, 2004. 234 с.

Лопатин, Улуханов 2016 – Лопатин В.В., Улуханов И.С. Словарь словообразовательных аффиксов современного русского языка. Москва: Издательский центр «Азбуковник», 2016. 812 с.

About the authors

Evgeniya V. Skachkova

Author for correspondence.
Email: evgeniyaska4kova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-8333-2147

lecturer of the Department of the Russian Language for Foreign Students of Natural Sciences Faculties, Faculty of Philology

References

Supplementary files