On some approaches to determining the definition of sources of Russian law in the works of Soviet scientists

Full Text

В условиях глобальных изменений, произошедших в России в течение последних десятилетий, затронувших политическую, экономическую, социальную сферы общественной жизни, отечественная наука столкнулась с необходимостью оценки этих изменений, объяснения их причин, прогноза развития глубинных процессов, запущенных в обществе. Как показывает исторический опыт, подобная оценка невозможна без проведения историко-правовых исследований. Смена политического строя в стране, с одной стороны, открыла доступ к документам, архивным материалам, недоступным к исследованию в советский период в силу политической ангажированности, а с другой стороны, позволила исследователям по-новому взглянуть на известные исторические материалы. Между тем введение в научный оборот новых документов не повлияло существенным образом на изменение устоявшихся представлений о многих социальных явлениях, в том числе о национальной правовой системе. В этой связи очевидным становится потребность в обновлении методического инструментария, способного расширить представление о правовой природе источников русского права. Актуальность такого обновления подтверждается наличием большого количества исследований различных аспектов учения об источниках права, проводимых в современной России. В своих работах, учитывая новые подходы, отечественные исследователи развивают дискуссионные вопросы относительно соотношения понятий «источник» и «форма» права, классификации источников права, отграничения их от смежных категорий, таких как «исторический источник», «исторический памятник» и т. п. Во многих современных исследованиях авторы продолжают поиск наиболее точной дефиниции, охватывающей все сущностные характеристики понятия «источник права». Непрекращающиеся дискуссии по этому вопросу объясняются, с одной стороны, отсутствием унифицированного понятийного аппарата, а с другой – многозначностью самого понятия «источник права». Многозначность этого понятия отмечалась многими авторами. В словаре В. Даля «источник права» определяется и как сила, и как источник, и как начало чему-либо, и как письменный документ [1, с. 59]. В историко-правовой науке понятие «источник» используется для объяснения причин какого-либо явления. В теории права множественность толкования понятия «источник права» объясняется тем, что этим понятием обозначаются как формальные, так материальные источники права. В рамках данной статьи мы рассмотрим подходы к дефиниции источников права, нашедшие отражение в трудах советских ученых. В советской историографии источников права в зависимости от приоритетов в выборе методов исследования можно выделить два этапа: 1) 1917–1920-х гг.; 2) середина 1920-х гг. – 1991 г. На первом этапе марксистская идеология еще не оказывала всеобъемлющего влияния на отечественную правовую науку, поэтому сохранялись дореволюционные подходы в исследовании источников права, публиковались труды по истории права, дипломатике, являющиеся логическим продолжением исследований, начатых на рубеже XIX–ХХ вв. Так, А. С. Лаппо-Данилевский был разработчиком теоретических основ отечественной дипломатики, которые позже легли в основу феноменологической концепции юридического источниковедения. Важным критерием для «систематизации» источников он считал их значение для познания. В его классификации можно обнаружить деление всех источников на два вида: источники, изображающие факт, и источники, обозначающие факт. При этом автор не исключает наличия источников смешанного характера, которые содержат признаки одного и другого вида. А. С. Лаппо-Данилевский не исключал возможности еще одного классификационного принципа - тематического, согласно которому источники следует различать «по их конкретному содержанию». Он определил такие акты, как «документы или ‘‘грамоты’’ с правозначащим содержанием, то есть такие, которые определяют некое правоотношение – правительственное постановление или юридическую сделку – в письменную форму» [2, с. 39]. Их, в свою очередь, он разделил на акты осведомительного (декларативного) и акты удостоверительного (конститутивного) характера. В первом случае акт служит «для показания о состоявшемся правоотношении; он создается для закрепления в памяти тех действий или событий, которые породили его»; во втором случае акт является «основанием для признания правоотношения состоявшимся; он составляется для закрепления тех элементов или условий, из которых оно состоит» [2, с. 40–41]. Хотя ученый не исключал и смешения квалифицирующих признаков этих видов актов, а посему их различие могло быть весьма условным. Несмотря на серьезные наработки в области методологии и дипломатики, работам А. С. Лаппо-Данилевского все же не удалось избежать серьезной критики, прежде всего со стороны историков права. В качестве основного контраргумента его концепции называлось отсутствие четких границ, критериев для дифференциации источников на актовые и неактовые. В работах Ф. В. Тарановского исследовались понятие и классификация источников права [3, с. 168]. В своих исследованиях Федор Васильевич чаще всего обращался к сравнительно-правовому методу, считая его верным спутником позитивизма. Он определял основные подходы к исследованию источников права, признавая плюрализм всесторонним подходом к изучению историко-правовых явлений. Ф. В. Тарановский поддерживал позицию Л. И. Петражицкого относительно термина «нормативный факт». По его мнению, процесс позитивации права представляет собой превращение известного представления, мнения, суждения о правах и обязанностях в обязательную норму поведения. Факт, с которым соединяется такое превращение, вполне правильно и уместно назвать нормативным фактом» [3, с. 169]. Например, если после изучения закона поведение человека становилось правомерным, то такой закон можно считать «нормативным фактом». И наоборот. Как отмечалось ранее, начало второго этапа развития советской историографии приходится на середину 1920-х. В отличие от предыдущего этапа, когда в научной среде еще допускался плюрализм мнений, формирующаяся советская наука рассматривала все общественные процессы исключительно с марксистских позиций. Ученые, получившие образование в советское время, прошедшие через институт красной профессуры и пришедшие на смену дореволюционным исследователям, в основе своей, кто вынужденно, кто вполне осознанно, опирались на марксистско-ленинские постулаты, являющиеся для советской науки аксиомами. Общие тенденции развития советской науки оказали решающее влияние на учение об источниках права. В полной мере это проявилось в трудах М. А. Рейснера [4], П. И. Стучки [5], Д. И. Курского [6], Е. Б. Пашуканиса [7] и др. В системе взглядов М. А. Рейснера право представляет собой надстройку над экономическим базисом, т. е. оно есть результат производственных отношений [4, с. 248]. Он подчеркивал, что именно экономическая основа придает реальность праву, именно она обусловливает ту или иную его форму» [4, с. 249]. Кроме того, он трактовал право как совокупность представлений социума о должном, правильном «порядке вещей», закрепленных в социальных нормах – нравственности, религии, экономических правилах, обычаях, морали и т. п. Собственно, отсюда он и выводит термин – «правовая идеологическая форма», т. е. право как идеология, выраженная в определенной форме (классовой, общей и т. п.). В трудах М. А. Рейснера присутствовал особый подход в определении понятия «право», которое он рассматривал как компромисс интересов и идеологий различных социальных групп (классов), а не как волю господствующего класса. Обосновывая вывод о том, что право является идеологической формой, ученый выделял его признаки, к которым относил: справедливость, компромиссность, идеологичность, связь с экономикой. В отличие от сложившейся практики, М. А. Рейснер исключал из перечня признаков права государственное принуждение и классовость. П. И. Стучка, критикуя буржуазную науку за ее стремление к абстрактным конструкциям и за ее нежелание признавать классовые противоречия, сформулировал концепцию «пролетарского права». По его мнению, подобно тому, как пролетарское государство выступает орудием подавления классового меньшинства, так и формы права такого типа представляют собой правила и законы этого насилия. П. И. Стучка, много рассуждая о соотношении права и закона, отмечает, что право классовое свое выражение находит в законе, а законодательство и законоприменение составляют монополию классовой государственной власти [5]. По мнению Е. Б. Пашуканиса, буржуазное право представляет собой последний и наиболее развитый тип права, он, в отличие от П. И. Стучки, отрицает наличие «пролетарского права». Евгений Брониславович считал, что в переходный период пролетариат может использовать для своих классовых интересов формы права предыдущей формации, после чего за ненадобностью оно само отомрет. В дальнейшем Е. Б. Пашуканис момент отмирания буржуазного права связал с отменой рыночных отношений и переходом к плановой экономике с ее централизованным производством и распределением. Он четко разграничивал нормативное и правовое начала, полагая, что чем больше норм, тем меньше права. Он, открыто полемизируя с нормативистами, одним из первых в исследовании права понял ложность дихотомии «инструментальность ‒ формальность». Не отказавшись от марксистской теории права, он представил интересную формулировку, согласно которой право, пока оно не сводится к воли господствующей социальной группы, существует автономно, т. е. оно может функционировать согласно своей внутренней динамике [7]. Учение об источниках права, опираясь на марксистскую методологию, развивали такие юристы, как: Н. Г. Александров, С. И. Вильнянский, С. А. Голунский, С. Л. Зивс, Д. А. Керимов, С. Ф. Кечекьян, М. С. Строгович и др. С. Ф. Кечекьян, поддерживая марксистское положение о том, что право является возведенной в закон волей экономически господствующего класса, в своих трудах отстаивал тезис о том, что для того, чтобы воля господствующего класса приобрела правовое содержание, она должна быть в соответствующей форме объективирована. Являясь сторонником многозначности понятия «источники права», С. Ф. Кечекьян выделял источники права в материальном смысле, под которыми подразумевал материальные условия общественной жизни (уровень развития производственных отношений и производительных сил). Под источниками права в формальном смысле ученый понимал причины юридической обязательности нормы [8, с. 22]. В развитие этого положения А. Ф. Шебанов различал три значения понятия «источник права». В материальном смысле источник права, по его мнению, представлял «силу, которая создает право». В формальном смысле понималась форма, в соответствии с которой норма права становится общеобязательной [9, с. 25]. Под источниками познания права ученый понимал различные носители информации, содержащие данные о праве в определенную историческую эпоху для конкретного общества. В своих исследованиях А. Ф. Шебанов содержанием права определял как объективированную в правовых нормах волю советского государства, а сущность советского права – как общую волю народа. Из этого он делал вывод о признаках советского права, к которым относил общеобязательность, нормативность и всеобщность. Дальнейшее развитие учения об источниках права в 1960‒1970 гг. привело к дифференцированному пониманию формы права, постановке проблемы соотношения внутренней и внешней форм права. Например, С. Л. Зивс под источником права понимал форму выражения и установления действующих правовых норм. Источник права – это внешняя форма объективизации правовой нормы. Именно это отграничивает источник права от других правовых актов, которые порождают, закрепляют, прекращают конкретное правоотношение [10, с. 25]. Развивая учение об источниках права, Д. А. Керимов исходил из признания взаимообусловленности категорий формы и содержания, утверждая, что единством формы и содержания права выступает правовая норма, а источником права является сила, порождающая право. Он также отмечал, что содержание права предопределяет его форму, а форма права организует его содержание [11, с. 218]. Основываясь на рассуждениях, приведенных выше, Д. А. Керимов выделял внутреннюю и внешнюю формы права. По его мнению, внутреннюю форму образует структура правовой нормы, а внешнюю форму можно отнести к категории источника права. Во второй половине ХХ века развитие учения об источниках права основывалось не только на исследованиях общетеоретических аспектов, но и на исследованиях в области юридического источниковедения, дипломатики. Расширился круг тем, затрагиваемых в этих исследованиях. Например, в работах А. А. Введенского [12, с. 85‒109] исследовалась подлинность источников права; труды С. М. Каштанова, Н. Е. Носова посвящались методике изучения жалованных грамот; в исследованиях С. С. Волкова [13], В. Я. Дерягина [14, с. 97‒107] рассматривались язык и формуляр частных актов XVI ‒ XVII вв. Продолжая традиции ученых XIX века, неоценимый вклад в исследование источников русского права внес А. И. Андреев, ученик А. С. Лаппо-Данилевского. Среди опубликованных работ А. И. Андреева можно выделить следующие: «Грамота 1685 г. царей Иоанна и Петра Алексеевичей шведскому королю Карлу XI» [15, с. 333], «Описание актов, хранящихся в Постоянной историко-археографической комиссии» [16, с. 288[, «Новоторговый устав 1667 г.» [17, с. 303–307]. Применяя методику формулярного анализа, С. М. Каштанов указывал на необходимость разграничения актов и законов. По его мнению, назначением законов является установление правовых норм, а акты лишь используют эти нормы права. Правоотношения, которые закрепляются актами, не должны противоречить принятым законодательным нормам (в том числе и нормам обычного права). Кроме того, актами в узком смысле ученый называл не весь массив разнородных документов, а лишь те из них, которые устанавливают определенные правоотношения. Таким образом, проведенный анализ учения об источниках права в Советской России позволил нам сформулировать ряд тезисов. Во-первых, содержание понятия зависит от того, какие именно социальные условия приводят к юридическому оформлению общественных отношений. В советский период в правопонимании доминировал нормативно-позитивистский подход с акцентом на изучение природы формальных источников права. Под источниками права в широком смысле понималась «диктатура пролетариата, советская власть» [19, с. 173], под источниками права в узком смысле – «законодательные нормы» [20, с. 44]. Таким образом, источниками права признавались установленные в официальном порядке формы выражения общенародной воли, посредством которых она приобретала общеобязательный характер [18, с. 173]. Во-вторых, отсутствие единообразного термина «источники права» определяется сущностной полисемичностью его структурных элементов. Ученые, предлагая альтернативные термины, на- пример «форма права» (Г. Ф. Шершеневич), «нормативный фактор» (Л. И. Петражицкий, В. Ф. Тарановский), с одной стороны, расширяли понятийно-категорийные границы, а с другой ‒ затрудняли процесс унификации понятийного аппарата, поскольку приходилось устанавливать соотношение вновь вводимых понятий с дефиницией «источники права». В-третьих, проведенный анализ позиций советских ученых относительно источников русского права позволяет констатировать, что большинство исследователей поддерживали тезис о том, что в формальном понимании источники русского права логично дифференцировать по двум группам: 1) устанавливаемые государством; 2) санкционированные государством. К первой относились источники, содержащие властные предписания, а вторую группу образовывали те источники, которые изначально формировались обществом, а впоследствии санкционировались государством. В-четвертых, в рассматриваемый период в научный оборот был введен огромный массив актов национального права, что имело большое теоретическое и практическое значение. Источники русского права, вновь вводимые в научный оборот, способствовали активизации научного поиска в деле разработки учения об источниках права и расширению представлений об эволюции отечественной правовой системы.

About the authors

O. Yu. Elchaninova

Author for correspondence.
Email: olga220169_69@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files