Qualification of theft from a pipeline associated with bringing it into a state of disrepair

Full Text

Уголовный закон содержит квалифицирующий состав кражи (п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ), который направлен на охрану систем трубопроводного транспорта, поставляющего углеводородное сырье как в регионы России, так и за ее пределы. Данные судебно-следственной практики свидетельствуют, что примерно в 57 % случаев от общего числа краж из трубопроводов предметом преступления является газ, в 25 % нефтепродукты (бензин, авиационный керосин, дизельное топливо и пр.), в 18 % – нефть. Кража углеводородных ресурсов представляет собой совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие нефти, нефтепродуктов, газа (т. е. чужого имущества) из трубопроводов и дальнейшее их обращение в пользу виновного или других лиц. Этим общественно опасным деянием причиняется ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Для квалификации кражи по п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ необходимо, чтобы углеводородное сырье находилось внутри нефтепровода, нефтепродуктопровода или газопровода. Предлог «из» в конструкции объективной стороны состава преступления обозначает, что имущество должно изыматься изнутри, т. е. виновный должен проникнуть внутрь трубопровода. Подобное обстоятельство определяет и своеобразные способы анализируемого вида кражи. Как показывает практика, эти противоправные приемы, используемые при хищении нефти (нефтепродуктов), отличаются от аналогичного деяния, совершаемого в отношении газа. Иными словами, способ кражи напрямую зависит от конкретного вида трубопровода. При кражах нефти и нефтепродуктов изъятие имущества осуществляется путем так называемой «криминальной врезки» в полость трубы. Объективно иным способом (без врезки) незаконно изъять нефть и продукты ее переработки из трубопровода фактически невозможно. Понятие «криминальная врезка» определяется в технических актах. Под таковой понимаются действия (и их результат), которые непосредственно связаны с проникновением во внутреннюю полость трубопровода с целью хищения содержащегося в нем топлива [1]. Фактически такая врезка представляет собой не предусмотренное конструкцией трубопровода отверстие различного диаметра, которое проделывается или просверливается в стенках трубопровода. В свою очередь, тайные хищения природного газа, как правило, совершаются иным способом. Обычно это происходит путем подключения к внутридомовому (локальному) газопроводу или к тому, который находится в непосредственной близости от места жительства виновного лица. В большинстве случаев такое подключение выражается в срывании пломб, выдергивании заглушек, сломе универсального запорного устройства, подключении шланга и дальнейшем беспрепятственном потреблении ресурса. Тайное хищение из газопровода возможно и путем врезки в него. Предварительное исследование материалов уголовных дел показало, что подобный способ при краже газа встречается в каждом пятом хищении из газопровода (около 20 %). Подобный прием наиболее характерен в тех случаях, когда хищение происходит из «уличного» или магистрального газопровода. Так, к примеру, приговором Хотынецкого районного суда Орловской области Матюшин был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ. Реализуя возникший умысел, направленный на хищение природного газа из трубопровода, Матюшин, подкопав лопатой грунт, получил доступ к уличному подземному газопроводу. После этого, используя ручную дрель, просверлил отверстие в трубе газопровода и при помощи «холодной сварки» прикрепил к отверстию штуцер. Затем виновный надел на штуцер резиновый шланг, провел его к своему дому и подключил к газовой плите. В результате противоправных действий Матюшин похитил свыше 6 тысяч кубометров природного газа на общую сумму более 26 тысяч рублей [2]. При совершении хищений без врезки, т. е. иным подключением, которое не нарушает конструктивной целостности трубопровода, содеянное не образует состава преступления, предусмотренного ч. 3–5 ст. 215.3 УК РФ, и, соответственно, дополнительная квалификация не требуется. Если же противоправное изъятие нефти, нефтепродуктов или газа происходит с помощью «криминальной врезки», то необходима квалификация по совокупности с приведением трубопровода в негодное для эксплуатации состояние. Аналогичная позиция отражена и в п. 20 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» – если в ходе совершения кражи из трубопроводов путем врезки (выд. автором. – А. Т.) происходит их разрушение, повреждение или приведение в негодное состояние, то содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных п. «б» ч. 3 ст. 158 и ст. 215.3 УК РФ [3]. Эта позиция высшего судебного органа страны логически согласуется с общим подходом при квалификации имущественных преступлений, согласно которому, если лицо при совершении хищения умышленно уничтожило или повредило имущество, которое не является предметом этого хищения, содеянное требует дополнительной квалификации по ст. 167 УК РФ [3]. При тайном хищении энергоресурсов любой трубопровод сам по себе не является предметом кражи, и, соответственно, необходимо оценивать размер причиненного ему вреда, наступившего в результате криминальной врезки. Уголовная ответственность за разрушение, повреждение трубопровода, а также технологически связанных с ними объектов предусмотрена ч. 3 ст. 215.3 УК РФ. В части 4 данной нормы устанавливается наказуемость деяния в отношении магистральных трубопроводов. В этом аспекте примечателен тот факт, что ст. 215.3 УК РФ (будучи специальной по отношению к ст. 167 УК РФ) отличается общей конструкцией объективной стороны. Состав преступления, предусмотренный статьей 167 УК РФ, носит материальный характер, ответственность за совершение этого противоправного деяния наступит в случае причинения значительного ущерба (не менее 5 тыс. рублей). Состав уничтожения, повреждения или приведения в негодное состояние трубопроводов сформулирован в законе как формальный. Согласно диспозиции этой уголовно-правовой нормы, перечисленные действия либо должны повлечь, либо могли повлечь (выд. автором. – А. Т.) нарушение нормальной работы нефтепровода, нефтепродуктопровода, газопровода, либо магистрального трубопровода. Иными словами, уголовно-правовую оценку получит и то деяние, при котором действия виновного лица только создали реальную угрозу причинения вреда, независимо от того, был ли этот вред в итоге причинен [4, с.70]. В соответствии с законом приведение в негодность трубопроводов должно быть совершено из корыстных или хулиганских побуждений. В связи с этим нормативным установлением необходимо отграничить тайное хищение из трубопровода от их приведения в негодность, основываясь на субъективных признаках. Возникает естественный и вполне закономерный вопрос: какова должна быть квалификация содеянного – как единичного преступления (п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ) либо по совокупности с ч. 3 (4) ст. 215.3 УК РФ? При ответе на поставленный вопрос, по нашему мнению, следует учитывать, что повреждение трубопровода (в частности, проделывание в нем отверстия), совершенное из корыстных побуждений, по своему существу является кражей (либо одной из стадий ее совершения), а само «повреждение» – приемом, необходимым для извлечения сырья. Поскольку корысть (цели, мотивы, побуждения) имманентно присуща любому хищению, то указание на нее в рамках состава ч. 3 ст. 215.3 УК РФ фактические дублирует намерения субъекта на изъятие и завладение углеводородным сырьем. Ведь сам факт разрушения или повреждения трубопровода без цели противоправного изъятия нефти, нефтепродуктов или газа становится бессмысленным с прагматической точки зрения. Соответственно, при совокупном вменении норм фактически дважды учитывается одна и та же «корысть». Второй субъективный признак приведения трубопроводов в негодное состояние – хулиганские побуждения. С нашей точки зрения, это труднообъяснимое решение законодателя. В реальности сложно представить себе ситуацию, когда виновный просто так, из озорства, из шалости, от «нечего делать» повреждает трубопровод (проделывает врезку в трубе, срывает запоры и пр.) и не собирается использовать газ, нефть или нефтепродукты. Тем не менее, согласно диспозиции нормы, такая вероятность существует. На наш взгляд, это избыточность уголовно-правового запрета, поскольку приведение в негодное для эксплуатации состояние из хулиганской мотивации, т. е. для грубого нарушения общественного порядка и демонстрации явного неуважения к обществу – это некая гипотетическая, умозрительная ситуация. В судебно-следственной практике за все время действия статьи не было зафиксировано ни одного факта повреждения или приведения в негодность нефтепровода, нефтепродуктопровода или газопровода из хулиганских побуждений. Приходится констатировать, что в этой части уголовно-правовая норма является «мертвой». Исходя из этого, на практике общественно опасное деяние, предусмотренное ч. 3–5 ст. 215.3 УК РФ, совершается только при корыстной мотивации. Таким образом, криминализация разрушения, повреждения или иного приведения в негодное состояние трубопроводов, совершаемых из корыстных побуждений, привела к искусственному созданию идеальной совокупности преступлений [5, c. 26–29]. Данная искусственная юридическая ситуация предполагает, что виновный одним действием, например повреждением трубопровода, совершенным по корыстным мотивам, одновременно осуществляет и кражу углеводородного сырья из тех же самых корыстных побуждений. Субъективное отношение к содеянному (наличие корысти) и в том и в другом случае совпадают, и тем самым размывается определение идеальной совокупности, содержащееся в ч. 2 ст. 17 УК РФ. Подобное положение в законодательстве определило неоднозначную и противоречивую практику. При сходных обстоятельствах дела уголовно-правовая ситуация оценивается по-разному. Первая тенденция заключается в том, что преступление против собственности (кража) не фиксируется и содеянное квалифицируется как единичное преступление против общественной безопасности (ч. 3 или 4 ст. 215.3 УК РФ). Так, например, приговором Тюменского районного суда в 2020 году К. и А. были признаны виновными в совершении из корыстных побуждений несанкционированной врезки в магистральный нефтепродуктопровод, которая могла повлечь нарушение его нормальной работы (п. «а», «б» ч. 4 ст. 215.3 УК РФ) [6]. В описательно-мотивировочной части судебного решения указывалось на то, что целью такой врезки было совершение тайного хищения дизельного топлива, т. е. фактически кражи. Однако действия виновных были квалифицированы как единичное преступление против общественной безопасности, без совокупного вменения кражи или покушения на нее. Соответственно, перед нами логическое противоречие правоприменителя – фиксация преступного деяния без его уголовно-правовой оценки. Вторая устойчивая тенденция судебно-следственной практики заключается в том, что способ тайного хищения (повреждение трубопровода с целью проникновения в него) и сама кража квалифицируются по совокупности преступлений. К примеру, приговором Раменского городского суда Московской области в 2018 году Гусейнов и Нишонов были признаны виновными в приведении в негодное состояние магистрального нефтепродуктопровода, которое могло повлечь нарушение его нормальной работы (ст. 215.3 УК РФ) по совокупности с кражей, совершенной из нефтепродуктопровода (п. «б» ч. 3 ст. 158 УК РФ). Действия виновных выражались в том, что они приварили шаровый кран к магистральному нефтепродуктопроводу, а затем просверлили сквозное отверстие, повредив при этом изоляцию трубопровода. Указанные повреждения повысили риск возникновения аварийной ситуации, снизили эксплуатационную надежность и могли повлечь нарушение нормальной деятельности и бесперебойного функционирования магистрального нефтепродуктопровода. После совершения врезки виновные соорудили отвод и противоправно изъяли из магистрального нефтепродуктопровода авиационный керосин путем перекачки топлива в заранее подготовленные бочки. В результате чего совершили тайное хищение нефтепродуктов из магистрального трубопровода на общую сумму более 140 тысяч рублей [7]. Анализ материалов уголовных дел показал, что такая квалификация встречается достаточно часто. По предварительным результатам нашего исследования подобная уголовно-правовая оценка преступного деяния отмечается в каждом третьем уголовном деле (около 35 %). В юридической литературе высказывалось мнение, что такая квалификация неправильная. Так, с точки зрения А. И. Приходько, совокупное вменение указанных составов преступления несправедливо в силу того, что повреждение, разрушение или иное приведение в негодность трубопроводов выступает способом совершения кражи, который не требует самостоятельной квалификации [8, с. 117]. Аналогичного мнения придерживается и Д. Б. Чернышев [9, с. 237–238]. Однако принять такое суждение достаточно сложно. Сам трубопровод, как мы уже указали выше, не выступает предметом кражи, и, следовательно, его повреждение не может оцениваться как ущерб, причиненный в результате хищения. Кроме того, подобная трактовка не согласуется и с рекомендациями высшего судебного органа страны [3]. Противоречивые и противоположные решения в правоприменительной практике, обусловленные созданием «искусственной» идеальной совокупности преступлений, определили и различные мнения о совершенствовании уголовного закона в анализируемой сфере. Так, Д. Б. Чернышев считает, что необходимо исключить корыстный мотив из диспозиции статьи 215.3 УК РФ, оставив только хулиганские побуждения [9, с. 237–238]. На наш взгляд, вряд ли можно согласиться с подобной точкой зрения. Как мы уже отмечали ранее, хулиганские мотивы при разрушении или повреждении трубопроводов вообще не фиксируются при совершении этого преступления. Высказывались предложения о декриминализации любых побуждений (как корыстных, так и хулиганских) из уголовно-правовой нормы. Указывалось, что мотив в этих ситуациях не может иметь правового значения. Ответственность должна наступать независимо от того, каким мотивом руководствовался виновный в момент совершения противоправного деяния [10, с. 117]. В свою очередь Н. Г. Иванов считает необходимым расширить спектр возможной мотивации деяния, но с определенными условиями. Высказано предположение об изменении окончания диспозиции статьи и изложении ее в следующей редакции: «…за исключением совершения данных действий из корыстных побуждений» [5, с. 29]. Подобного рода предложения (в различных вариациях) об исключении корыстной мотивации, на наш взгляд, заслуживают поддержки. При таком законодательном решении вполне допустима «подлинная» идеальная совокупность преступлений – разрушения, повреждения или иного приведения в негодность трубопроводов (как специальной нормы по отношении к ст. 167 УК РФ) и кражи, совершенной путем «криминальной врезки» в эти трубопроводы. Используя данный подход, корыстные побуждения буду оцениваться только по отношению к тайному хищению газа, нефти или нефтепродуктов, как того и требует уголовное законодательство. Помимо этого, полагаем, что для полного исключения искусственности идеальной совокупности анализируемых общественно опасных деяний существует целесообразность отказаться от формальности состава путем удаления фразы «могли повлечь» из диспозиции ст. 215.3 УК РФ. Подобные изменения при реализации уголовной ответственности позволят учитывать только реальный, а не предполагаемый ущерб конструкции и функционал трубопровода в результате кражи сырья из его полости.

About the authors

A. S. Tumanov

Author for correspondence.
Email: tumanov.alexander18@gmail.com
Russian Federation

References

Supplementary files