Res judicata properties in the context of decisions of the European Court of Human Rights: correlation and scope

Full Text

Понятие res judicata достаточно часто используется не только в научной литературе, но и в актах судебной власти всех уровней, в том числе международного. Интересным, на наш взгляд, является анализ свойств res judicata как многоаспектного явления. res judicata означает оспоримую презумпцию истинности судебного решения, однако не ограничивается ей, включая в себя и преюдициальность. Вместе с тем актуальным представляется изучение понятия res judicata применительно к решениям Европейского суда по правам человека (далее также – Страсбургский суд). По нашему мнению, в данной связи подлежит выделению два основных свойства этого понятия.

res judicata как презумпция

Первое свойство res judicata – это свойство пре-зумпции истинности судебного решения. Данное положение признается во всех видах судопроизводств. Оно нашло свое отражение еще в процессуальной науке XIX века. Известный дореволюционный ученый-процессуалист И. Я. Фойницкий указывает на наличие в уголовном процессе пре-зумпции истинности приговора: «Судебное решение почитается за истину, но если эта презумпция падает, то оно должно быть заменено другим, справедливым» (здесь и далее выделено мной. – Т. А.) [1, с. 517]. По мнению другого известного ученого данного периода С.В. Познышева, существует оспоримая презумпция истинности приговора как на основной принцип: приговор признается постановленным правильно, пока он не отменен новым судебным рассмотрением его в высшей инстанции [2, с. 304]. В. К. Случевский говорит: «...постановленный судом приговор с соблюдением существенных обрядов и форм судопроизводства признается приговором, вмещающим в себе истину и не допускающим нового рассмотрения дела (non bis in idem)» [3, с. 85]. «Вступивший в законную силу приговор приобретает свойство неизменя-емости, покоящееся на презумпции, что в основании его лежит материальная истина и правильное применение уголовного закона» [3, с. 395]. В российской науке гражданского процесса дореволюционного периода окончательность судебных решений, конечность сроков и процедур обжалования судебного решения связывались с обеспечением определенности правового состо-яния. В советский период указанный подход сменился диаметрально противоположным. В практике работы судов и прокуратуры советских времен преобладали два аспекта – ликвидация незаконных решений и широкое вмешательство государства в судьбу уже разрешенного дела, т. е. фактическое установление принципа законности [4, с. 131–133]. В советское время понятие res judicata так-же означало презумпцию истинности судебного решения. Однако само ее восприятие подвергалось критике. Так, А. Я. Вышинский писал: «...буржуазная теория предлагает довольствоваться относительной истиной, утверждая, что res judicata pro veritate habetur – решения по делу считаются истиной» [5, с. 90]. Вместе с тем сам ученый писал о том, что только тот судебный приговор или судебное решение оправдывают свое значение и служат своей цели, которые исключают какое бы то ни было сомнение в их правильности [6, с. 5–13]. Справедливыми представляются рассуждения Н. Н. Полянского о том, что приговор, вступивший в законную силу, равнозначен закону по конкретному делу [7, с. 211–212]. Между тем в литературе часто встречалось смешение определений «презумпция» и «преюдиция». В. И. Каминская, например, отмечая, что презумпция истинности вступившего в законную силу решения или приговора суда является в равной степени обязательной как для населения, так и для всех государственных органов, в том числе и для судов, при этом указывает, что презумпция истинности приговора или решения находит свою конкретизацию в некоторых других правилах, первое место среди которых занимают так называемые преюдиции [8, с. 115–117]. Изложенное свидетельствует, что понятие res judicata означало именно презумпцию истинности вступившего в законную силу судебного решения, причем презумпцию, оспоримую по строго ограниченным случаям. Считалось, что вступившее в законную силу судебное решение обладает свойствами непоколебимости и неприкосновенности и обеспечивает авторитет судебной системы. В советское время понятию res judicata необоснованно придавалось несвойственное ему значение ничем не ограниченной абсолютной истины, а установлению четких и ограниченных оснований обжалования не уделялось должного внимания. Кроме того, зачастую свойства res judicata как презумпции и как преюдиции смешивались. Толкование понятия res judicata дано и Европейским судом по правам человека. В понимании Европейского суда по правам человека, res judicata трактуется в качестве принципа стабильности судебного решения – принципа правовой определенности. В данной статье мы не станем раскрывать принцип правовой определенности и пределы его действия, поскольку этому уже посвящено самостоятельное исследование [9]. Сейчас же, полагаем, актуально ответить на вопрос, действует ли сила презумпции res judicata  в отношении самого решения Европейского суда по правам человека. То есть обладают ли его решения окончательностью, законной силой и обязательностью исполнения. На первый взгляд ответ очевиден: да, обладают. Сам Страсбургский суд использует свою прецедентную практику в отношении других дел и других стран [10]. Однако нужно посмотреть на вопрос в другом контексте: все ли решения Европейского суда по правам человека обладают силой res judicata в национальной системе, или, возможно, существуют пределы, ограничивающие это действие. Сила res judicata должна распространяется на национальные суды в связи с ратификацией Конвенции, то есть решения данного международного суда по конкретному делу в Российской Федерации должны исполняться. О таком положении свидетельствует не только практика по конкретным делам российских судов во исполнение постановлений Европейского суда по правам человека [11]. О том, что его правовые позиции анализируются и учитываются применительно к российским реалиям, свидетельствуют обзоры судебной практики Верховного Суда РФ [12], а также обобщение постановлений Европейского суда по правам человека по линии «Сеть Верховных Судов» [13]. Кроме того, практике Страсбургского суда в публицистике посвящены обзоры представителей конституционного правосудия [14]. Следует также добавить, что на законодательном уровне РФ закреплено (ст. 180 КАС РФ), что в мотивировочной части решения суда могут содержаться ссылки на постановления и решения Европейского суда по правам человека, решения Конституционного Суда РФ, постановления Пленума Верховного Суда РФ, постановления Президиума Верховного Суда РФ, обзоры судебной практики Верховного Суда РФ, утвержденные Президиумом Верховного Суда РФ в целях обеспечения единства судебной практики и законности [15]. Однако полагаем, что в новейшее время можно говорить о пределах, ограничивающих действие силы res judicata постановлений Европейского суда по правам человека. На наш взгляд, таких пределов несколько. В литературе последнего времени все чаще встает вопрос об исполнимости его решений в связи с деятельностью Конституционного Суда РФ, однако точных критериев пока что не разработано. После постановлений Конституционного Суда РФ, ставящих под сомнение силу решений межгосударственных судов, в публицистике появилась статья судей Конституционного Суда РФ. Согласно мнению авторов статьи, нельзя сомневаться в том, что окончательные постановления Европейского суда по правам человека обязательны. Это следует из ст. 46 Конвенции, что придает его судебным актам свойства res judicata. При этом подчеркивается, что в возникающих коллизиях предпочтение отдается конституционным предписаниям, а исполнение постановления данного суда корректируется в той мере, в какой его реализация могла бы противоречить конституционным установлениям [16]. Таким образом, первый предел, ограничивающий силу res judicata, – это «конституционные предписания», «конституционные установления», Конституция РФ, ее положения. Сила res judicata постановления Европейского суда по правам человека может быть ограничена принятием соответствующего постановления Конституционного Суда РФ в порядке конституционного судопроизводства, предусмотренного ФКЗ «О Конституционном Суде», по конкретному делу [17]. Однако не только противоречие Конституции РФ, но и предыдущие решения Конституционного Суда РФ, содержащие позиции по делу, являются фактором, ограничивающим действие res judicata решений Европейского суда по правам человека. Так, например, в Постановлении от 19.01.2017 № 1-П по делу Нефтяной компании «ЮКОС» Конституционный Суд РФ рассмотрел запрос Минюста России о возможности исполнения постановления Европейского суда по правам человека по данному делу, поскольку Минюст России увидел его дефект в принципиальном расхождении с правовыми позициями Конституционного Суда РФ, который выявил в своих постановлениях ранее, и Конституционный Суд РФ согласился с этим [18]. Как далее отмечается в статье, главные трудности имплементации связаны не с Конвенцией как таковой, а с отдельными ее истолкованиями в некоторых постановлениях Страсбургского суда. Таким образом, силой res judicata не обладает толкование решений Европейского суда по правам человека [16], когда он требует от России дать приоритет своим суждениям, полученным в свободном инклюзивно-эволютивном истолковании, над самой Конституцией РФ [19]. Значит, второй предел, ограничивающий силу res judicata, – это противоречие конституционному правопорядку именно эволютивного толкования Конвенции Европейским судом по правам человека. По данному замечанию также можно вести огромную дискуссию. Между тем, как обоснованно пишут в научных кругах, данная проблема характерна не только для России, но также и для стран Евросоюза, которые не желают соглашаться с экспансией европейского права [20]. Однако нам импонирует следующая позиция. Как отметил в своем выступлении бывший председатель Европейского суда по правам человека Дин Шпильманн, текст Конвенции должен поддаваться толкованию и применению судьями, назначенными выполнять эту задачу. Нужно воспринимать право, а не только Конвенцию как нечто органическое, которое должно адаптироваться и развиваться, чтобы соответствовать постоянно меняющемуся вокруг него миру. Конечно, Конвенцию толковали динамично ради лучшей защиты личности. Но это делается через устоявшуюся методологию, которая должна быть знакома тем, кто знаком с прецедентной практикой Конвенции [21]. В научной среде также обоснованно отмечается, что Конвенцию необходимо толковать с учетом практики данного суда и в соответствии с условиями настоящего времени (эволюционное толкование). Решения Европейского суда по правам человека носят фактически прецедентный характер, поскольку при вынесении новых решений он руководствуется оценками, ранее данными им в аналогичных делах. Полагаем согласиться, что такое понимание необходимо и для России. Национальный правоприменитель обязан следовать нормам Конвенции в их эволюционном толковании и решениям Европейского суда по правам человека [22, с. 25–31]. При этом, на наш взгляд, следует выделить дополнительные аргументы, которые не претендуют на звание пределов, по которым сила res judicata может быть нарушена. Здесь можно назвать следующие: – высшая юридическая сила национальных конституций, в т. ч. и перед правом Европейского суда по правам человека; – заблаговременность, отвлечение от национальной реальности в интерпретациях и решениях; – изложение Европейским судом по правам человека требований не в предписаниях резолютивной части, а в «мерах общего характера» по изменению национального законодательства; – отсутствие оснований принять к исполнению постановление Страсбургского суда в полном смысле как акт, обеспеченный силой res judicata, то есть его нельзя считать завершенным и полноценным, в том числе по причине т. н. «технической неисполнимости». Представляется обоснованным, что новые пределы, а также аргументы к ним могут быть установлены в связи с новыми разбирательствами конкретных дел в Конституционном Суде РФ. Учитывая изложенное, несмотря на то что постановления Европейского суда по правам человека не могут быть пересмотрены какими-либо другими международными судебными инстанциями и тем более национальными судами, на сегодняшний день сила res judicata решений ЕСПЧ фактически носит ограниченный характер. Такие ограничения являются пределами, нарушающими законную силу законного суда.

res judicata как преюдиция

Res judicata – понятие многоаспектное, второе свойство res judicata состоит в том, что окончательно разрешенное дело и вступившее по данному делу решение суда обладают преюдициальным значением. Вышеназванное свойство презумпции и свойство преюдиции, на наш взгляд, одновременно существуют и не противопоставляются друг другу. Как известно, с момента появления первых формализованных норм права (V в. до н. э.) отдельные элементы института законной силы судебных решений проявлялись в последствиях окончательно разрешенного дела: 1) исключение повторения процесса как в негативном плане (преклюзивный эффект); 2) в позитивном (отпадала необходимость в дальнейших судебных разбирательствах по вопросам, которые получили в нем решение (преюдициальный эффект) [23]. Л. В. Головко указывает, что со времен римского права судебное решение по существу дела отличается двумя обязательными признаками: преюдициальным эффектом и преклюзивным эффектом. Суть последнего в том, что обладать указанными признаками (эффектами) и, соответственно, силой res judicata могут не только судебные, но также и несудебные процессуальные решения [24, с. 315]. Как отмечает П. А. Лупинская, вступивший в законную силу приговор обладает свойством исключительности и имеет преюдициальное значение, пока приговор не будет отменен или изменен в установленном законом порядке [25, с. 725]. В доктрине процессуального права XIX века считалось, что не требуют доказывания факты: общеизвестные, бесспорные и основанные на законных предположениях, или презумпциях [26]. Таким образом, понятия презумпции и преюдиции четко не разграничивались. Как отмечается в современных исследованиях о преюдиции, в период действия Устава гражданского судопроизводства (УГС) 1864 г. в науке гражданского процесса под преюдицией понимали явление предсудимости, то есть необходимость до разрешения дела, поступившего на рассмотрение суда, разрешить другой спор, неподведомственный суду, рассматривающему данное дело (например, необходимость до разрешения иска о возмещении вреда, причиненного преступлением, решить вопрос о том, было ли преступление в рамках производства по уголовному делу) [27]. Как пишет Е. В. Васьковский, приостановлением производства, вызываемым обстоятельствами, лежащими вне личности тяжущихся, является в том числе возникновение во время производства дела какого-либо преюдициального вопроса, т. е. такого вопроса, от разрешения которого зависит разрешение данного дела и который подлежит компетенции уголовного суда (ст. 8) [26]. Относительно уголовного процесса отметим, что понятия «преюдиция» УУС 1864 г. также не содержал. Так, И. Я. Фойницкий полагал, что суть предсудимости по уголовным делам заключалась в том, что в случае возникновения в уголовном деле вопросов, подлежащих исключительно разрешению другого установления, уголовный суд не может разрешить уголовное дело по существу до разрешения гражданского дела [28].Таким образом, и в гражданском, и в уголовном процессах предсу-димость являлась одним из свойств вступившего в законную силу решения, но не связывалась напрямую с доказательственным значением, не являлась преюдицией в современном понимании. В настоящее время (начиная с периода развития советского законодательства и доктрины от предсудимости отказались), несмотря на существование различных мнений относительно понятия «преюдиция», в подавляющем большинстве мнений превалирует то, что преюдицию связывают именно с доказательственным значением [29; 32]. Как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 21 декабря 2011 г. № 30-П, преюдициальность – это свойство законной силы судебных решений, общеобязательность и исполнимость которых в качестве актов судебной власти обусловлены ее прерогативами. При этом действующие во всех видах судопроизводства общие правила распределения бремени доказывания предусматривают освобождение от доказывания входящих в предмет доказывания обстоятельств, к числу которых процессуальное законодательство относит обстоятельства, установленные вступившим в законную силу судебным решением по ранее рассмотренному делу (ст. 90 УПК РФ, ст. 61 ГПК РФ, ст. 69 АПК РФ, в настоящее время также и ст. 64 КАС РФ) [30]. Такое понимание преюдиции находит отражение и в судебной практике [31]. Вместе с тем исследование преюдициальности актов приводит нас к выводу, что понятие преюдиции означает не только институт, связанный с доказательственным правом. Как отмечается в научной литературе, процессуальный термин «преюдиция» (от лат. praejudicialis – «относящийся к предыдущему судебному решению») в праве используется в разных значениях. Например, когда одно судебное или даже административное решение должно в обязательном порядке предшествовать другому. Отсюда понятия «административная преюдиция», «преюдициальная компетенция высших судов» (когда суд общей юрисдикции вправе рассмотреть какой-то вопрос только при наличии предварительного решения органа конституционной юстиции, европейского наднационального суда в странах Евросоюза и т. п.) и др. [33, с. 478]. Как мы указывали выше, предшествование одного решения другому в XIX веке именовалось предсудимостью.  Кроме того, в научных кругах преюдиция исследуется не только с позиций доказательственного значения, но и в качестве соотношения актов (решений) инстанций различных уровней и различной природы. Например, преюдиция рассматривается в отношении третейских судов (арбитража, который является самостоятельной формой судебной защиты прав участников гражданского оборота, отличной от правосудия, осуществляемого государственными судами) [34]; международного арбитража (доктрина res judicata характеризует такие свойства судебного решения, как преюдициальность и исключительность. Подходы к применению этой доктрины в рамках международного коммерческого арбитража описаны в Рекомендациях в отношении доктрины res judicata и арбитража, утвержденных на 72-й конференции Ассоциации международного права в 2006 г. [35]); решений органов Евразийского экономического союза [36]; исследуется также административная преюдиция по уголовным делам [37]. Вместе с тем для нашего предмета исследования важно преюдициальное соотношение актов разного уровня, разного порядка: национального и наднационального. А именно – преюдициальная компетенция международного суда: Европейского суда по правам человека. Так, например, в отношении международного арбитража отмечается, что третейские решения, как и решения государственных судов, обладают свойствами преюдициальности и исключительности для последующих третейских разбирательств. Условиями наделения третейского решения этими свойствами являются его окончательность и обязательность в государстве по месту вынесения решения, а равно отсутствие препятствий для его признания на территории того государства, где проводится последующее третейское разбирательство [35]. Европейский суд по правам человека, несмотря на компетенцию, отличную от арбитражной, как и международный арбитраж, использует свою прецедентную практику, то есть его решения носят преюдициальный характер для последующих разбирательств. Основное отличие, однако, от арбитража состоит в том, что его акты носят преюдициальный характер межотраслевого значения [39]. Между тем основной вопрос состоит в том, имеют ли решения Европейского суда по правам человека действительно преюдициальное значение для российских судов и в какой мере (в каких пределах)? Как известно, в некоторых странах используется институт преюдициального запроса [40]. При использовании преюдициального запроса преюдициальная компетенция международного суда косвенно влияет на принятие решений национальными судами (через орган конституционного контроля). Однако в России преюдициальный запрос не применяется. На этот счет имеется точка зрения, что главным фактором экспансии европейского права стали обращения национальных судов в Европейский суд по правам человека за разъяснениями, когда страны-члены своими собственными руками способствовали подрыву своего суверенитета [19]. Вместе с тем полагаем возможным не согласиться с изложенным мнением. Как отмечает Д. Шпильманн, принцип субсидиарности и концепция пределов свободы усмотрения государств предусматривает судебный диалог в рамках Конвенции. Так, Протокол № 16 к Конвенции создает консультативную процедуру, позволяющую высшим национальным судам обращаться за советами Европейского Суда по правам человека по принципиальным вопросам, касающимся толкования или применения Конвенции. В практическом смысле он может сократить время ожидания, которое обычно измеряется годами, чтобы дела поступили в Страсбург и заявители ждали бы по ним решения [20]. Таким образом, первым аргументом, подтверждающим преюдициальную компетенцию международного суда и ее характеристику, является преюдициальная цепочка решений (национальные суды – Страсбургский суд – национальные суды), где, несмотря на использование всех внутригосудартвенных средств защиты, решение Европейского суда по правам человека фактически предшествует (окончательному) решению национального суда. Однако в случаях «несогласия» органа конституционного контроля с решением Европейского суда по правам человека такая преюдициальность переходит на решение Конституционного Суда РФ. Как отмечается в научной публицистике, решение конституционного суда может иметь определяющее и в этом смысле преюдициальное значение для окончательного решения спора о гражданских правах и дела, возбужденного в связи с предъявлением уголовного обвинения, в судах общей юрисдикции, однако эти решения преюдициального характера принимаются в той же процессуальной процедуре, что и другие решения конституционного суда [41]. Вторым аргументом выступает возможность направления преюдициального запроса о толковании и (или) применении Конвенции, в том смысле, что такой запрос предшествует решению национального суда и фактически косвенно влияет на принятие судами соответствующих актов. Поскольку зачастую принятие постановления Европейским судом по правам человека в отношении конкретного лица влияет на правовой статус иных лиц, третьим аргументом следует назвать, то, что принятие постановления Европейского суда по правам человека выступает основанием для возобновления процедуры пересмотра решения суда ввиду новых обстоятельств. Здесь можно привести пример, когда обращение в данный суд помогло не только заявительнице. В Постановлении Президиума Верховного Суда РФ от 4 марта 2015 г. № 2-П15 [42] было отмечено, что установленное Европейским судом по правам человека нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции влечет отмену приговора не только в отношении М. Поскольку инкриминируемые М. и С. преступления взаимосвязаны, а в приговоре при обосновании виновности каждой использованы в качестве доказательств в том числе вышеуказанные заключения судебных экспертов, приговор в отношении С. по ее делу, рассматриваемому в процессуальной аналогии с ч. 1 ст. 412.12 УПК РФ, также подлежит отмене [43]. В-четвертых, Европейский суд по правам человека использует выработанную практику неоднократно, то есть для него самого констатация нарушений положений Конвенции по какому-либо делу служит преюдициальным значением для других дел [44]. Причем в этом значении она является межотраслевой преюдицией. Относительно характеристики преюдициальной компетенции Европейского суда по правам человека полагаем возможным добавить следующее. Как указал Конституционный Суд РФ в указанном выше Постановлении № 30-П, в качестве единого способа опровержения преюдиции во всех видах судопроизводства должен признаваться пересмотр судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам. Таким образом, если для национальных судов единственным способом опровержения преюдиции является процедура пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, то для Европейского суда по правам человека нет единичности, он сам устанавливает такие критерии. Представляется, что здесь способом опровержения установленного порядка будет являться меняющаяся или изменившаяся практика данного суда в связи с реалиями. Следовательно, преюдиция здесь не институт доказательственного права, а скорее набор заранее установленных фактов, не имеющих доказательственного значения (в том числе в плане их опровержения). Решения Страсбургского суда не обладают преюдициальностью в доказательственном плане, поэтому res judicata их решений носит ограниченный характер по сравнению с решениями национальных судов в части доказывания. Однако, как обоснованно отмечается в Российском ежегоднике Европейской конвенции по правам человека за 2017 год, некоторые его постановления «выбиваются» из общего ряда постановлений, поскольку по общему правилу Европейский суд по правам человека не указывает государству-ответчику конкретные меры, необходимые для исполнения своего постановления. Однако, например, отмечая нарушения стандартов эффективного расследования и требования к их устранению в Постановлении по делу Aslakhanova and Others v. Russia, в ряде своих более поздних постановлений Европейский суд по правам человека, по сути, признал преюдицией обстоятельства, установленные в вышеуказанном Постановлении, и констатировал наличие нарушения процессуальной составляющей ст. 2 Конвенции, не вдаваясь в изучение подробностей проведения расследования по конкретным делам [45]. В заключение в подтверждение преюдициальности решений Европейского суда по правам человека стоит отметить следующее. Оценивая роль прецедента в толковании Конвенции, авторы Российского ежегодника Европейской конвенции по правам человека указывают, что в соответствии с официальной позицией, высказанной Полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном Суде РФ, подвергать сомнению обязательность исполнения решений Европейского суда по правам человека нельзя, так как они не носят абстрактный характер, они принимаются по конкретным делам, констатируют конкретные нарушения положений в отношении конкретных лиц, однако те решения Европейского суда по правам человека, которые указывают на ущербность национального законодательства, безоговорочно не могут быть исполнены. Изложенное свидетельствует, что это можно оценивать как признание всегда преюдициальности, но не всегда прецедентной природы (в части коллизионных) решений ЕСПЧ [46].

About the authors

T. M. Alexeeva

Author for correspondence.
Email: t-belozerskaya@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files