Falsification of accounting of rights to securities (part 4 of Article 170.1 of the Criminal Code of the Russian Federation)

Full Text

Надлежащий и достоверный учет (фиксация) прав на именные ценные бумаги, их ограничений и обременений обеспечивают специализированные организации учетной инфраструктуры рынка ценных бумаг – регистраторы и депозитарии, общественно опасные деяния которых, охватываемые в частности фальсификацией реестра владельцев ценных бумаг или системы депозитарного учета, уголовно наказуемы (ч. 4 ст. 170.1 Уголовного кодекса Российской Федерации; далее – УК РФ). Однако по прошествии свыше пяти лет с того момента, когда в Кодекс был включен упомянутый состав преступления (08.01.2019) [1], в уголовно-правовой литературе последний вплоть до настоящего времени является фактически не изученным, что и предопределило актуальность темы исследования.
1. По смыслу ч. 4 ст. 170.1 УК РФ под угрозой наказания запрещено совершение двух альтернативных деяний: а) внесение в реестр владельцев ценных бумаг (далее – реестр) или в систему депозитарного учета (далее – система) неполных или недостоверных сведений; б) подтверждение достоверности внесенных в реестр или в систему означенных сведений. Как представляется, с внесением неполных или недостоверных сведений в реестр или в систему особой сложности нет: внешне такое деяние проявляется в занесении, включении виновным в регистры и (или) соответствующие счета регистратора (лицевые счета), депозитария (счета депо) данных, не отличающихся по своему содержанию требуемой полнотой или достоверностью (фальшь, ложь). С подтверждением же достоверности таких сведений вопрос обстоит сложнее. Дело в том, что «подтвердить» означает засвидетельствовать, удостоверить подлинность, правильность чего-либо [2]. И по букве закона в ч. 4 ст. 170.1 УК РФ подтверждение достоверности касается именно «внесенных» сведений, т. е. не любых, а отраженных в реестре или в системе. В то же время, казалось бы, подтвердить достоверность того, что не внесено туда, невозможно, ибо нет прежде внесенных сведений, их деструкции, иного вмешательства в подтверждаемый субстрат. Последнее особенно важно, поскольку в уголовно-правовой литературе классическим признается подход, при котором фальсификация понимается как искажение информации [3, с. 248; 4, с. 39]. В этом смысле подтверждение как уголовно наказуемое деяние с трудом вписывается в контуры искажения учетных реестровых сведений. Между тем мыслим и иной подход, основанный на том, что законодатель при построении искомого состава, используя юридическую фикцию фальсификации в форме подтверждения достоверности фиктивных сведений, далеко не исключал того, что даже в отсутствие искажающей реестровые записи доминанты их достоверность явно нарушается, если виновный, действуя обманом, подтверждает внесение в реестр или в систему того, чего никогда туда не вносилось. И с этой точки зрения, видимо, нет принципиальной разницы, что именно подтвердил виновный: внесенную, но недостоверную или невнесенную (тем более недостоверную) информацию, поскольку такого рода подтверждение в обоих случаях ложное и порождает дезинформацию заинтересованных лиц. Подтверждение в официальном порядке управомоченным на то законом лицом (регистратором или депозитарием) того, чего никогда не было в реестре или системе, компрометирует истинность реестровых сведений. При таких обстоятельствах утверждать о достоверности реестрового учета уже не приходится. Возможно, законодатель указанием на «внесенные» сведения при их подтверждении исходил из того, что регистратор или депозитарий во всех случаях подтверждает только то, что есть в реестре или в системе, и тогда не внесенные в них сведения при их подтверждении автоматически считаются недостоверными, равно как и достоверно внесенные при их ложном подтверждении. Но этот вариант лишь подчеркивает многоаспектность (неоднозначность) трактовки отмеченного признака. Во всяком случае признак «внесенности» ориентирует главным образом на содержательную основу реестра или системы и как бы исключает из орбиты посягательства деяние по подтверждению сведений, никогда и ни в каком виде туда не вносившихся. Однако даже практически мыслимы две ситуации: 1) в реестре зафиксирован один объем ценных бумаг, а регистратор подтверждает другой; 2) лицо никогда не числилось среди владельцев ценных бумаг у номинального держателя, а депозитарий подтверждает наличие на его счете депо ценных бумаг. Проблемы не будет, если исключить слово «внесенных» из ч. 4 ст. 170.1 УК РФ.
2. В исследуемом преступлении в форме подтверждения достоверности реестровых сведений нарекание вызывает оборот «от имени организации, осуществляющей учет прав на ценные бумаги». С одной стороны, в приведенной конструкции отсутствует признак субъекта преступления. С другой стороны, было бы странным полагать, что подтвердить отмеченное может кто-либо еще, кроме регистратора или депозитария. Эмитенты в настоящее время самостоятельно учет прав на ценные бумаги не производят и не подтверждают. Законом это возложено на означенные учетные организации (ст. 7 и 8 Федерального закона «О рынке ценных бумаг») [5]. Разумеется, юридические лица в отечественном уголовном праве субъектами преступлений быть не могут (ст. 19 УК РФ). От имени организации всегда выступают конкретные физические лица. Не является исключением и искомое посягательство (ч. 4 ст. 170.1 УК РФ), где профессиональными качествами виновного в силу бланкетного законодательства определяется его специальный статус: уполномоченный на ведение реестра или системы, подтверждение реестровых записей сотрудник регистратора или депозитария. Никто другой совершить данное деяние не может, в связи с чем оборот «от имени организации, осуществляющей учет прав на ценные бумаги», может быть исключен.
3. В части 4 ст. 170.1 УК РФ, в отличие от внесения неполных или недостоверных реестровых сведений, ложно подтверждаемая полнота последних ненаказуема; в числе подтверждаемого значится только их фиктивная достоверность. Конечно, не исключается вариант толкования, что, если сведения не обладают требуемой полнотой, значит, говорить о их достоверности уже на этом основании не приходится: таковые по умолчанию не вызывают доверия из-за нецелостности своего содержания, и тогда (не)полнота поглощается (не)достоверностью. Однако с такой версией трактовки трудно согласиться, ибо сомнительно, что достоверность сведений может определяться их полнотой. Это два разных качественных свойства информации, которая, очевидно, может быть, к примеру: а) неполной и недостоверной одновременно; б) недостоверной при всей ее полноте; в) неполной, но достоверной (хотя бы в имеющейся части). Если такая комбинаторика справедлива, возникает проблема: почему внесение неполных или недостоверных учетных сведений уголовно наказуемо, а ответственность за их фиктивное подтверждение ограничена одной лишь недостоверностью. Неслучайно, видимо, в первой половине искомого состава законодатель разделяет вносимые в реестр или в систему сведения на два вида: неполных и недостоверных, для отождествления которых при подтверждении их достоверности нет никаких оснований. Поэтому полагаем, что ч. 4 ст. 170.1 УК РФ нуждается в коррекции в аспекте подтверждения не только «достоверности», но и «полноты» подтверждаемых сведений. Иначе налицо непоследовательность уголовного закона: в одном случае неполнота сведений (при их внесении) имеет самостоятельное правовое значение, в другом же такая неполнота сведений (при их подтверждении) либо смешана с недостоверностью, либо нормативно не отражена, что в обоих случаях является недостатком правовой материи.
4. Фальсификация в форме внесения в реестр или в систему, подтверждения достоверности неполных или недостоверных реестровых сведений совершается в отношении не любого зарегистрированного лица (физического или юридического), а только «кредитной или иной финансовой организации». В то же время кредитной организацией является юридическое лицо, осуществляющее банковские операции на основании лицензии Банка России (ст. 1 Федерального закона «О банках и банковской деятельности») [6]. Финансовая же организация есть хозяйствующий субъект, в т. ч. кредитная организация, оказывающий финансовые услуги, в т. ч. банковские (п. 2 и 6 ст. 4 Федерального закона «О защите конкуренции») [7]. Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» при перечислении финансовых организаций среди прочих также упоминает и кредитные организации (ч. 2 ст. 180) [8]. Отсюда не вполне ясно, для чего нужно было отдельно указывать на кредитную организацию, если тут же говорится об «или иной финансовой организации», что означает буквально: в ее число (род) входит и кредитная (вид), притом что все остальные признаки состава в равной мере относятся и к кредитной, и к финансовой организации. Думается, что упоминание о первой в ч. 4 ст. 170.1 УК РФ целесообразно исключить. В поддержку сказанного сошлемся на ч. 1 ст. 172.1 УК РФ об ответственности за фальсификацию финансовых документов учета и отчетности финансовой организации, где отсутствует дихотомия с финансовыми организациями и где кредитная стоит во главе их перечня.
5. Конкретного набора фальсифицируемых сведений (атрибутов) реестра или системы законодатель в ч. 4 ст. 170.1 УК РФ не предусмотрел. Между тем составообразующим признаком, препарирующим потенциальный круг упомянутых сведений (атрибутов), является преступное целеполагание. Именно через целевой признак посягательства решается вопрос о перечне фиктивных реестровых сведений, что с точки зрения юридической техники вряд ли является обоснованным решением, поскольку качественный (объективный) критерий внешнего выражения преступления (сведения вносятся или подтверждаются) фактически определяется субъективным его признаком – целями фальсификации. В защиту сказанного вновь сошлемся на ч. 1 ст. 172.1 УК РФ, где такой погрешности не допущено: в тех же целях, что и в исследуемом преступлении, при фальсификации финансовых документов учета и отчетности финансовой организации состав (набор) фиктивных сведений установлен законотворцем хотя бы в общем их контуре – сведения о сделках, об обязательствах, имуществе организации, ее финансовом положении и проч.
6. Цели фальсификации – в сокрытии: а) признаков банкротства кредитной или иной финансовой организации; б) оснований для отзыва (аннулирования) у нее лицензии; в) оснований для назначения в такой организации временной администрации (далее также – признаки или основания). Под сокрытием понимается полное или частичное утаивание информации о фактическом положении финансовой организации (как правило, имущественного характера) [9]. Фальсифицируя реестровые записи, виновный стремится утаить от заинтересованных лиц (в т. ч. лицензирующего органа) наличие у финансовой организации соответствующих признаков или оснований, чего делать не вправе, ибо само их наличие вызвано исключительными для упомянутой организации обстоятельствами, связанными с ухудшением ее имущественного положения и требующими не сокрытия, а скорейшего принятия мер по предупреждению банкротства, санации, сохранности имущества финансовой организации и т. п.
6.1. К определению признаков банкротства кредитной и иной финансовой организации законодательство подходит дифференцированно. Для финансовых организаций (кроме кредитных) в общем случае существует четыре признака, свидетельствующих о неспособности удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам (ч. 1 ст. 183.16 Закона о банкротстве): а) сумма требований в совокупности составляет не менее 100 тыс. руб., и они не исполнены в четырнадцатидневный срок с момента наступления даты их исполнения; б) не исполнены в четырнадцатидневный срок с момента вступления решения суда в законную силу требования о взыскании денежных средств независимо от их суммы; в) стоимость имущества (активов) недостаточна для исполнения денежных обязательств; г) платежеспособность не была восстановлена в бытность работы временной администрации. У кредитной организации признаков банкротства два (ч. 1 ст. 189.8 и ч. 1 ст. 189.64 Закона о банкротстве): а) денежные обязательства не исполнены в четырнадцатидневный срок после наступления даты их исполнения; б) стоимость имущества (активов) недостаточна для исполнения обязательств. Изложенные признаки банкротства финансовой и кредитной организации можно объединить в две группы, знаменующие: 1) неплатежеспособность – для ситуаций неисполнения денежных обязательств и ее восстановления; 2) недостаточность имущества (стоимости) – остальные. Неплатежеспособность – это прекращение исполнения должником части своих денежных обязательств, вызванное недостатком денежных средств; недостаточность же имущества (стоимости) есть превышение размера денежных обязательств над стоимостью имущества (активов) должника (ст. 2 Закона о банкротстве). Однако фальсификация способна скрыть далеко не все из обозначенных признаков банкротства. В частности, денежных средств, чтобы можно было поправить имущественное положение финансовой организации или создать видимость такового, искомое преступление должнику не добавит. Поэтому признаки банкротства, характерные для неплатежеспособности, фальсификацией скрыть невозможно. Напротив, имущественное положение любой организации фиксируется документально. Как и любая документированная информация, сведения о (не)достаточности имущества (активов) финансовой организации подвержены искажению, а значит, в этой части фальсификация реестровых записей способна привести к сокрытию признаков банкротства. Для сокрытия недостаточности имущества (активов) финансовой организаций виновный совершает, к примеру, искажение (подтверждение) реестровых записей, приводящих к завышению номинальной стоимости ценных бумаг, влияющей на их оценку в бухгалтерском учете финансовой организации, объема, вида ценных бумаг, что с последующим отражением такового в учете и отчетности финансовой организации «улучшает» ее имущественное положение, а признаки банкротства тем самым для третьих лиц становятся неведомы. Очевидно, что на стоимость ценных бумаг без завышения их реального объема влияет и наличие обременения, которое, как правило, далеко не повышает, а снижает их стоимость, поэтому противоправные манипуляции в реестре или в системе с обременением ценных бумаг способны отразиться на общей стоимости имущества (активов) финансовой организации. Таким образом, при сокрытии признаков банкротства фальсификации подвергаются идентифицирующие ценные бумаги, их обременение и т. п. данные, оказывающие влияние на уровень имущественной обеспеченности должника.
6.2. Для назначения временной администрации кредитной организации предусмотрен обширный перечень оснований, подразделение которых на группы знаменует (ч. 1 ст. 189.26 Закона о банкротстве): а) неплатежеспособность; б) несоблюдение обязательных нормативов; в) санацию; г) иное. Думается, что фальсификация тяготеет ко второй группе оснований с имущественной доминантой (п. «б»), куда входят снижение собственного капитала кредитной организации более чем на 30 % по отношению к максимальной его величине за последний год с одномоментным несоблюдением одного из обязательных нормативов; нарушение норматива текущей ликвидности за последний месяц более чем на 20 %. Находящееся в собственности кредитной организации имущество есть ее собственный капитал с различными уровнями (основной, дополнительный и др.) и элементами (базовый, добавочный и т. п.). Обязательные нормативы есть числовые значения, соблюдение которых обеспечивает кредитной организации финансовую устойчивость (ст. 24 Федерального закона «О банках и банковской деятельности»). Текущая же ликвидность – показатель того, сможет ли кредитная организация в краткосрочной перспективе исполнить свои денежные обязательства. Нормативы ликвидности определяются по-разному: через отношение активов (имущества) и пассивов (обязательств) кредитной организации, через отношение ее ликвидных активов (наличных денежных средств, краткосрочных ценных бумаг, иных легкореализуемых активов) и суммарных активов. Как и при сокрытии признаков банкротства, для сокрытия оснований назначения временной администрации кредитной организации фальсификация совершается путем искажения (компрометации – при подтверждении) идентифицирующих ценные бумаги реквизитов (атрибутов) реестра или системы, с тем чтобы расчет собственных средств (капитала), норматива текущей ликвидности кредитной организации был в допустимых параметрах, что впоследствии отражается кредитной организацией в соответствующей отчетности и способно создать видимость благополучия, скрыть означенные основания и не допустить назначения указанного внешнего чрезвычайного органа управления. В другие финансовые организации, кроме кредитных, временная администрация назначается в случаях (ч. 1 ст. 183.5 Закона о банкротстве): а) неплатежеспособности или б) для реализации или контроля плана восстановления платежеспособности. Здесь искомая фальсификация «применима» во втором случае. Так, план восстановления платежеспособности финансовой организации составляется и представляется ею же в Банк России для утверждения и контроля исполнения. Одними из условий утверждения плана являются наличие в нем анализа финансового состояния и перечень предпринимаемых мер по предупреждению банкротства, среди которых могут быть изменение структуры ее активов (имущества) и пассивов (обязательств) и иные не запрещенные законом меры с обязательным приложением документов, подтверждающих реальность исполнения отраженных в плане мер. Фальсификация реестровых записей, положенных в основу плана восстановления платежеспособности, совершается в расчете на то, чтобы его убедительность не вызывала сомнений и нужды в принудительной реализации или в контроле исполнения со стороны контролирующего органа (Банка России), что и позволяет в этом случае избежать назначения временной администрации.
6.3. Основания для отзыва (аннулирования) лицензии финансовой организации можно разделить в общем случае на добровольные, когда за такой «услугой» обращается сам лицензиат, и принудительные. Начнем с аннулирования. В условиях отказа от лицензии (п. «а») не приходится вести речь о необходимости сокрытия того, что побуждает добровольно обратиться за аннулированием лицензии. К примеру, принятие участниками решения о ликвидации кредитной организации служит основанием для аннулирования лицензии на осуществление банковских операций с приложением отчетности и расчета достаточности стоимости имущества для удовлетворения требований кредиторов. Если предположить, что указанные отчетность и расчет будут искажены (с искажением прежде реестровых записей), скрыть факт принятия решения о ликвидации кредитной организации невозможно. Максимальный результат, на который может рассчитывать виновный, это то, что фальсификация реестровых записей (с их последующим отражением в отчетности) сможет укрепить лицензирующий орган в его решении, что стоимости имущества кредитной организации достаточно для полного удовлетворения требований ее кредиторов и дальнейшую ликвидацию следует проводить без процедур банкротства. Но тогда получается, что фальсификация служит цели сокрытия не оснований для аннулирования лицензии, а признаков банкротства. А это уже другое основание уголовной ответственности. Основания второй группы (п. «б») фальсификация скрыть также не способна. В частности, если финансовая организация (организатор торговли, клиринговая организация, негосударственный пенсионный фонд и др.) не осуществляет лицензируемую деятельность, не представляет отчетность, не исполняет обязательные предписания, не осуществляет раскрытие информации, отсутствует по месту нахождения, признана банкротом и т. п., закономерно возникает вопрос: каким образом фальсификация реестров (с последующим отражением фиктивных данных в отчетности и учете финансовой организации) может скрыть означенные основания? Разве фальсификация позволит создать видимость осуществления лицензируемой деятельности, снимет проблему представления отчетности, раскрытия информации, обеспечит присутствие по месту нахождения, нивелирует банкротство? Очевидно, что приведенные основания аннулирования лицензии финансовой организации невозможно скрыть через совершение искажения реестровых сведений, в связи с чем «аннулирование» из целей посягательства в ч. 4 ст. 170.1 УК РФ может быть исключено. Дифференцированы и основания для отзыва лицензии. На примере кредитных организаций выделяются две их группы – необязательные и неизбежные. Первая включает: установление недостоверности сведений, повлекшие выдачу лицензии; задержку начала осуществления банковских операций более чем на 1 год со дня ее выдачи; установление фактов существенной недостоверности отчетных данных; задержки в представлении ежемесячной отчетности (отчетной документации); неисполнение федеральных законов, регулирующих банковскую деятельность, и проч. В этих случаях лицензирующий орган вправе (но не обязан) отозвать лицензию. Между тем обоснованность возможности в рамках фальсификации утаить данные основания вызывает сомнения, ибо скрыть то, что установлено, выявлено, зафиксировано (неисполнение законов, задержка начала совершения банковских операций, задержка с представлением отчетности), не представляется возможным. Среди весьма многочисленных оснований второй группы особо отметим те из них, которые предрасположены к сокрытию через фальсификацию: значение всех нормативов достаточности собственных средств (капитала) ниже 2 %; размер собственных средств (капитала) ниже минимального значения уставного капитала на дату государственной регистрации кредитной организации; неисполнение в срок требования Банка России о приведении в соответствие величины уставного капитала и размера собственных средств (капитала). В частности, искажение реестровых сведений влияет на расчет собственных средств (капитала) кредитной организации (это устанавливается по результатам анализа учета и отчетности). При этом минимальный размер собственных средств (капитала) для разных видов кредитных организаций различен: для банков с универсальной лицензией он равен 1 млрд руб., с базовой – 300 млн руб., для небанковских кредитных организаций – не менее 90 млн руб. Эти же значения соответствуют и минимальному размеру уставного капитала означенных организаций, который формируется на момент их создания и может меняться в процессе их деятельности. Фальсификация в данном случае может осуществляться путем завышения «учтенного» в реестре или в системе объема ценных бумаг кредитной организации, внесенных в ее уставный капитал, и отраженного в учете и отчетности данной организации, положительно влияющего на расчет собственных средств и соблюдение нормативов достаточности капитала. Изложенное, таким образом, свидетельствует, что фальсификация способна скрыть далеко не все основания для отзыва лицензии кредитной организации, а лишь те, что связаны с показателями (значениями) ее имущественного состояния, отражаемыми последней в соответствующей отчетности и учете. Сказанное применимо в полной мере и к отзыву лицензии у некредитных финансовых организаций в ситуации, когда виновный совершает фиктивный учет объема ценных бумаг, например страховой организации, как предмета инвестирования в разрешенные активы и в установленном для этого пределе ее собственных средств и средств ее страховых резервов, несоблюдение которых является неизбежным основанием для отзыва лицензии у страховщика.
7. Рассмотренные цели фальсификации, как представляется, необоснованно сужают контуры применения ч. 4 ст. 170.1 УК РФ, ибо сомнительно, что данное преступление, совершаемое в иных целях или без таковых, менее общественно опасно, нежели преступления, содеянные в означенных в составе целях, или в отношении лишь финансовых организаций. Повышенную общественную опасность представляет утрата реестрами своей достоверности в результате умышленного их искажения (компрометации) независимо от целей деяния, свидетельством чего является также и зарубежный опыт правовой регламентации ответственности в вопросах исследуемого преступления: посягательств с целевым искажением реестровых записей и тем более лишь в отношении финансовых организаций не предусматривается нормами уголовного права подавляющего большинства зарубежных государств [10, с. 566]. Поэтому отмеченная целевая проблематика фальсификации, позволяющая усомниться в обоснованности отражения среди составообразующих признаков преступления (ч. 4 ст. 170.1 УК РФ) его узкоспецифических целей, может быть решена путем исключения последних.
8. Большой проблемой фальсификации как деяния преступного является то, что в реальности оно едва ли возможно без согласованного отражения ложных реестровых сведений в учете и отчетности финансовой организации – основном источнике информации об имущественном состоянии последней. Говоря иначе, ч. 4 ст. 170.1 УК РФ в отрыве от искажения отчетности и ведения недостоверного учета финансовой организацией, из которых берется информация о ее имущественном положении, в т. ч. для оценки того, способна ли такая организация продолжать осуществление своей деятельности, или нуждается в принятии соответствующих мер воздействия, санации и др., нежизнеспособна, ибо фальсификация лишена смысла, если финансовой организацией ведутся достоверные учет и отчетность. Именно фиктивные реестровые сведения о совершенных операциях с ценными бумагами финансовой организации кладутся в основу ее имущественного положения и принимаются к учету в качестве фактов хозяйственной жизни, активов, обязательств экономического субъекта в денежном измерении. Небезосновательно, видимо, в науке уголовного права составу ч. 4 ст. 170.1 Кодекса приписывается субсидиарный статус, дополняющий применение уголовно-правового запрета фальсификации финансовых документов учета и отчетности финансовой организации (ст. 1721 УК РФ) и представляющий по сути криминальный вид пособничества совершению последнего [11, с. 543–544].
9. Усугубляется сказанное тем, что нормы ч. 4 ст. 170.1 УК РФ находятся в коллизии с иными его составами. Так, действия, объявленные законодателем в 2019 г. преступными (ч. 4 ст. 170.1 УК РФ), ранее в Кодексе по большей части уже были криминализированы: внесение в реестр владельцев ценных бумаг недостоверных сведений специальным субъектом запрещено ч. 3 ст. 185.2 УК РФ (введена в середине 2010 г., нужно лишь дополнить диспозицию системой депозитарного учета и, быть может, усилить санкцию), а подтверждение достоверности неполных или недостоверных сведений о сделках, об обязательствах, имуществе финансовой организации (в т. ч. учтенных в реестре или в системе) в целях сокрытия признаков ее банкротства, оснований для отзыва (аннулирования) лицензии, назначения временной администрации запрещено ч. 1 ст. 172.1 УК РФ (введена в середине 2014 г.). Причем в доктрине уголовного права отмечается, что подтверждающим лицом в данном случае может быть только субъект, законом наделенный соответствующими правомочиями, например аудитор [12 с. 9; 13 с. 40]. Полагаем, что таким субъектом является также и регистратор с депозитарием, ибо последние, как отмечалось, подтверждают принадлежность ценных бумаг (имущества, активов и т. п.) конкретному лицу в силу прямого указания закона. В свете изложенного ч. 4 ст. 170.1 УК РФ целесообразно исключить (с коррекцией ч. 3 ст. 185.2). При ином подходе выявленные недостатки во всяком случае подлежат устранению в процессе совершенствования УК РФ (с уточнением ч. 1 ст. 172.1 для устранения коллизии и выравнивания санкции), в связи с чем новая редакция ч. 4 ст. 170.1 Кодекса может быть сформулирована следующим образом:
«4. Внесение в реестр владельцев ценных бумаг либо в систему депозитарного учета заведомо неполных или недостоверных сведений, а равно подтверждение полноты и достоверности таких сведений, заведомо для подтверждающего лица являющихся неполными или недостоверными, – …».

About the authors

A. V. Korpusov

Author for correspondence.
Email: avkrosrf@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files