Prospects for the development of Russian criminal procedure form

Full Text

Уголовно-процессуальная форма является сложным многоаспектным понятием в уголовно-процессуальной науке. Существуют несколько различных подходов к определению ее сущности и содержания. Научные дискуссии по этому вопросу разворачиваются в плоскости определения основных признаков данного понятия, что заставляет обратить внимание как на теоретические, так и практические подходы. В учебной литературе уголовно-процессуальная форма определяется как процедура, установленный порядок. Так, в учебнике «Уголовный процесс» под редакцией П. А. Лупинской указано, что «уголовно-процессуальная форма устанавливает процедуру (порядок) производства по уголовным делам: последовательность стадий и условий перехода дела из одной стадии в другую, условия, характеризующие производство в конкретной стадии, основания, условия и порядок производства следственных и судебных действий, содержание и форму решений по отдельным правовым вопросам или по существу дела» [1, с. 20]. Из данной дефиниции можно выделить основные черты уголовно-процессуальной формы. Во-первых, уголовно-процессуальная форма включает требования процедурного характера, соблюдение которых обеспечивает гарантии прав участников уголовного процесса. Во-вторых, обращается особое внимание на необходимость корректного оформления процессуальных действий и решений. Фактически подразумевается, что при производстве процессуальных действий необходимо соблюдать не только алгоритм их осуществления, но и правила их оформления. Отступление от установленного порядка хотя бы в одном аспекте приводит в целом к незаконности проведенных действий. Более того, сама уголовно-процессуальная форма является одной из уголовно-процессуальных гарантий соблюдения прав граждан, вовлеченных в уголовный процесс. Имеющиеся процедурные особенности позволяют обеспечивать условия реализации правового статуса участников уголовного судопроизводства. Однако излишний формализм процесса чреват негативными последствиями для достижения объективной истины в ходе доказывания. Тем не менее формальный подход к осуществлению уголовно-процессуальной деятельности имеет как свои преимущества, так и недостатки. С одной стороны, следование строгим правилам помогает реализовать назначение уголовного процесса, заключающееся в защите прав граждан, вовлеченных в уголовно-процессуальную деятельность. Фактически сама форма содержит процедурные гарантии предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством прав различных его субъектов, что в целом обеспечивает стабильный правовой порядок производства по уголовному делу и реализацию такого принципа, как законность. С другой стороны, это значительно усложняет процесс расследования и рассмотрения уголовного дела в суде, заставляя властных субъектов следовать четкому алгоритму действий и процессуально осуществлять оформление своих действий и решений, тем самым ставя их в определенные рамки, которые предписывают им исполнять свои полномочия и обязанности определенным образом [2, с. 249–250]. Основная опасность заключается в том, что правоприменитель может утратить связь с содержанием своей деятельности, большее внимание уделяя ее форме, а также отодвигает на второй план идею достижения объективной истины. Так, может возникнуть ситуация, при которой органы расследования и суд не смогут принимать во внимание определенную информацию, хотя и соотносящуюся с действительностью, однако порядок ее получения не соответствует установленному уголовно-процессуальному порядку. Причем нарушение правовых норм может носить незначительный характер (например, описки в ходе оформления процессуальных актов). Безусловно, в теории уголовного процесса существуют различные концепции допустимости доказательств. Одна из них категорично запрещает использование доказательств, полученных с любым отступлением от правовых предписаний (теория «плодов отравленного дерева»). Другая же предполагает деление возможных нарушений закона на существенные и несущественные (концепция асимметрии правил о допустимости доказательств). Разработчики и последователи обеих концепций приводят убедительные аргументы в пользу своих позиций. Однако вторая концепция нам видится сложно применимой на практике, так как фактически придется разработать целую систему признаков, которая будет отличать одни виды нарушений от других, что на практике может привести к слишком вольному толкованию предписаний закона. В вопросе засилья формализма уголовного процесса все же стоит отметить особую роль уголовно-процессуальных гарантий прав его участников. В данном случае необходимо соблюсти баланс формальной и содержательной составляющих уголовно-процессуальной деятельности. Помимо этого, некоторые исследователи придерживаются той позиции, что содержанием уголовно-процессуальных правоотношений являются действия, а формой, определяющей масштабы этих действий, – права (правомочия) и обязанности, то есть форма, по сути, является пределом [3, с. 91–95]. Интересна также позиция С. Б. Россинского, который считает, что «уголовно-процессуальная форма выражается в конкретных уголовных делах, в единичных действиях и решениях органов предварительного расследования, прокурора, суда, в разовых поведенческих приемах других участников судопроизводства, являющихся содержанием объективно существующих правоотношений» [4, с. 68–69]. Здесь стоит отметить исключительно практический подход к определению уголовно-процессуальной формы. Не стоит забывать и о том, что уголовный процесс имеет не только ту цель, которая закреплена в ст. 6 УПК РФ, но и дополнительные цели, основным вектором которых является разрешение социального конфликта. Данная цель прослеживается на макроуровне всей системы. В социальном плане основным устремлением правоприменителя должно быть восстановление справедливости и установленного до совершения преступления правопорядка. В связи с этим уголовно-процессуальная форма должна быть направлена на достижение данной цели, что исключает слишком формальное отношение к процессу раскрытия и расследования преступлений. Также сложным вопросом российской уголовно-процессуальной науки является дифференциация уголовно-процессуальной формы, которая осуществляется по двум направлениям: усложнению и упрощению. Каждое направление имеет особенности своего развития и специфические уголовно– процессуальные институты. Усложнение предполагает увеличение сроков производства по делу, необходимость решения дополнительных задач, выполнение требований и появление новых этапов, предоставляющих дополнительные гарантии обеспечения законности в особых правовых ситуациях. Таких процедур в российском уголовном процессе несколько: производство в суде с участием присяжных заседателей, производство по делам о преступлениях несовершеннолетних, производство в отношении отдельных категорий лиц и т. д. Безусловно, время, затрачиваемое на производство по делу, значительно увеличивается, но в данном случае нельзя говорить о нарушении принципа разумного срока уголовного судопроизводства. Уголовные дела, разрешаемые в таких порядках, отличаются особой сложностью и необходимостью индивидуального подхода к расследованию и рассмотрению, что в целом укладывается в условия соблюдения разумных сроков уголовного процесса. Громоздкость процесса в данном случае выступает положительным аспектом ввиду того, что появляются дополнительные гарантии обеспечения прав лиц, вовлеченных в уголовно-процессуальную деятельность, учитывающие индивидуальные особенности как самого дела, так и характеристику личности обвиняемого, подозреваемого. Прослеживаются совсем иной путь и логика функционирования сокращенных уголовно-процессуальных процедур. Упрощение уголовного судопроизводства происходит за счет сокращения или устранения некоторых этапов в ходе досудебного и судебного производства с сохранением всех гарантий прав граждан, предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством. К сокращенным формам относятся дознание в сокращенной форме, порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением, назначение меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа и др. [5, с. 100–102]. Существование подобных уголовно-процессуальных институтов обусловлено стремлением законодателя упростить ряд процедур для обеспечения более эффективного разрешения правовых конфликтов. Однако камнем преткновения всегда в данной ситуации будет являться соблюдение баланса между процессуальной экономией и обеспечением прав граждан, вовлеченных в уголовно-процессуальную деятельность. Причем стоит отметить, что дифференциация уголовно-процессуальной формы – это вполне обоснованное явление, обусловленное развитием общественных отношений, научно-техническим прогрессом, сменой нравственных ценностей. Все это в совокупности приводит к большей автономии воли участников уголовного процесса в выборе способов разрешения уголовно-правового конфликта и отстаивании своих процессуальных интересов [6, с. 32–33]. При этом процессуальная экономия в данном процессе не должна становиться приоритетной задачей. Прежде всего необходимо обеспечить возможность реализации прав граждан, вовлеченных в уголовный процесс, в том числе права на быстрое и эффективное раскрытие и расследование преступлений. Отметим, что до сих пор в российском уголовном процессе четко не определен вектор развития уголовно-процессуальной формы. Законодатель предусмотрел примерно равное количество как упрощенных, так и усложненных правовых институтов. В настоящее время они подвергаются реформированию, и этот процесс еще не окончен. Такая многовариантность перегружает уголовно-процессуальную форму зачастую лишними процедурами. На наш взгляд, для упрощенных процедур важно указать, что судье необходимо проверять доказательства виновности подсудимого в совершении преступления, а не просто принимать их как достоверные на основании согласительных процедур. Лишь тогда процесс можно считать объективным. Усложненные же процедуры должны дополняться действительно необходимыми элементами для дополнительных гарантий прав граждан. Причем стоит отметить, что в зарубежном законодательстве также успешно функционируют как усложненные, так и упрощенные уголовно-процессуальных институты. Однако стремление к сокращению процедуры там превалирует. Так, в США почти 90 % дел рассматриваются в сокращенной форме в виде сделки о признании вины [7, с. 189–190]. Они постепенно вытесняют суд присяжных, который является дорогостоящей и громоздкой процедурой, хотя и более демократичной [8, с. 253–255]. Примечательной особенностью уголовно-процессуальной формы стран англо-американской правовой системы является функционирование судов присяжных, которые решают широкий круг вопросов. Так, в некоторых штатах США присяжные заседатели принимают участие в решении вопроса о назначении наказания, а также принимают решение относительно придания суду обвиняемого. Наряду с этой усложненной формой судопроизводства успешно функционирует упрощенная форма в виде сделки о признании вины, которая позволяет существенно сократить время, затрачиваемое на производство по делу [9, с. 225–230]. В странах романо-германской правовой системы также существуют упрощенные и усложненные уголовно-процессуальные процедуры. В основном там функционируют суды шеффенов, которые представляют собой усложненную форму судопроизводства и способ участия граждан в отправлении правосудия. Однако права народных представителей по самостоятельному принятию решения в рамках данной формы судопроизводства значительно ограничены, так как совещание проходит совместно с профессиональными судьями [10, с. 67–69]. Упрощенная форма производства во Франции представлена производством в полицейских трибуналах по отдельным категориям дел путем принятия заочного решения на основании полицейских протоколов. Там есть такое производство, как «штраф по соглашению», которое упрощается за счет возможности непосредственной уплаты штрафа полицейскому агенту по делам об уголовных проступках. Стоит отметить, что французским законодателем поощряется идея ускорения и упрощения уголовного судопроизводства в целях минимизации процессуальных затрат. В уголовно-процессуальном законе по очевидным криминальным деяниям небольшой тяжести и уголовным проступкам предусмотрено производство в упрощенном порядке, в ходе которого суд фактически принимает решение на основании поступивших материалов (их собирает судебная полиция в ходе дознания по поручению прокурора) без рассмотрения дела по существу. Это значительно сокращает срок расследования – до восьми суток [11, с. 75–77]. В Германии существует «приказ о наказании». В рамках данного производства судья принимает заочное решение на основании проекта приказа о наказании, составленного прокурором. Кроме того, германское уголовно-процессуальное законодательство допускает возможность заключить сделку с судом на стадии судебного разбирательства, когда участники процесса (в том числе и суд) убеждены, что все идет к обвинительному приговору [12, с. 99–100]. УПК Чешской Республики допускает применение сокращенного предварительного производства по подсудным районному суду уголовным делам о преступлениях, за которые предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 3 лет. Аналогичный порядок возможен по белорусскому уголовно-процессуальному законодательству в рамках расследования преступлений, за которые может быть назначено наказание в виде лишения  свободы на срок до 5 лет. Страны, принадлежащие к иным правовым системам, сочетают в себе элементы осуществления правосудия основных правовых семей, поэтому там также успешно функционируют суды шеффенов, суды присяжных, упрощенные процедуры (в случае признания обвиняемым своей вины) и др. [13, с. 40–43]. Таким образом, в зарубежных странах тоже существует дифференцированный подход к построению уголовного процесса, на который влияют не только правовые, но и социально-экономические особенности данных стран. Безусловно, усложненные процедуры являются наиболее затратными в плане финансов и времени, однако полный отказ от них, на наш взгляд, недопустим, так как заключенные в них уголовно-процессуальные гарантии довольно сложно будет обеспечить в рамках упрощенных институтов уголовного процесса. Еще одним аспектом в контексте последующего совершенствования уголовно-процессуальной формы является постепенная цифровая трансформация уголовного процесса. Причем если появление вспомогательных информационных технологий не вызывает вопросов, то более кардинальные предложения реформирования в виде использования систем искусственного интеллекта для принятия решений пока негативно оцениваются обществом [14, с. 35–37]. Более совершенные цифровые технологии могут значительно ускорить процесс коммуникации между различными органами, позволят качественно улучшить процесс ознакомления различных участников с материалами уголовного дела. Однако при полном переходе на цифровое общение обеспечение доступа к правосудию может пострадать, так как не все граждане имеют достаточно технических навыков и возможностей самостоятельно разбираться в данных нововведениях. Важным аспектом является еще и то, что цифровые технологии не должны подавлять нравственный элемент в уголовно-процессуальных отношениях. Реализацию уголовно-процессуальных полномочий судьей, прокурором, следователем, дознавателем нельзя сводить к информационным и иным «технологичным процессам» [15, с. 30–35], например, когда вместо разъяснения прав потерпевшему их просто зачитывают, что еще больше бюрократизирует уголовный процесс. Недопустимо и дублирование процессуальных действий и решений в привычном и цифровом формате, что приведет к путанице и увеличению технической нагрузки на правоприменителей [16, с. 60–63]. Любая новая процедура должна быть обоснована целесообразностью ее применения. Слепое следование информационным новшествам будет лишь мешать содержательной стороне уголовно-процессуальной деятельности. Немаловажным аспектом является то, что трансформация процессуальной формы не должна чрезмерно увеличивать издержки государства на уголовное судопроизводство [17, с. 50–52], однако процессуальная экономия не может стать самоцелью. Речь в данном случае идет лишь о разумном подходе к расходованию средств бюджета страны и соотнесению затрат с финансовыми возможностями государства. Необходимо исключать дублирование полномочий и процессуальных действий на различных стадиях уголовного процесса, избегать лишних процедур, которые никоим образом не повышают качества расследования и обеспечения прав граждан. Рассуждая относительно достоинств и недостатков современной российской уголовно-процессуальной формы, хотелось бы привести цитату И. Б. Михайловской: «Уголовное право – это меч, разящий правонарушителей, а уголовный процесс – щит, оберегающий личность от государственной репрессии» [18, с. 3]. Необходимо помнить, что существующий порядок уголовного судопроизводства призван защищать и обеспечивать реализацию прав граждан, охраняя их от беззакония. В связи с этим все уголовно-процессуальные институты должны быть разработаны и усовершенствованы с учетом необходимости реализации назначения уголовного процесса и создания наиболее возможных комфортных условий участия граждан в уголовно-процессуальной деятельности.

About the authors

D. O. Chistilina

Author for correspondence.
Email: darya-chistilina@yandex.ru
Russian Federation

References

Supplementary files