System of legal liability in the context of political science of law (a first approximation)

Full Text

В статье, опубликованной в четвертом номере журнала «Право и политика» за 2021 г., мы обозначили авторское видение политологии права как перспективного научного направления в юридических исследованиях. Настоящая работа посвящена первичному осмыслению многоаспектного феномена «система юридической ответственности» на основе сформулированных ранее методов политологии права и предшествующих изысканий по тематике [1; 2]. Под системой юридической ответственности мы предлагаем понимать комплексную правовую категорию, элементы которой находятся во множественных связях с правовой системой и взаимодействуют как единое целое для достижения целей и выполнения функций юридической ответственности на уровне объективного права (в нормах) и субъективного права (в конкретных правоотношениях). В целях раскрытия обозначенной проблематики сконцентрируемся на следующих вопросах: 1) области соприкосновения системы юридической ответственности с социально-политической сферой; 2) проблемные зоны системы юридической ответственности, требующие применения методов политологии права; 3) предполагаемые результаты и перспективы использования методов политологии права в исследованиях системы юридической ответственности. Области соприкосновения системы юридической ответственности с социально-политической сферой достаточно многочисленны, охватывают практически все подсистемы юридической ответственности и непосредственно вытекают из общественной практики. Так, Д. Ллойд предположил, что толерантность как одна из важнейших ценностей демократического общества должна распространяться на все категории граждан и все «спектры» высказываемых ими мнений, кроме тех ситуаций, когда они содержат призыв одной группы лиц к нетерпимости по отношению к другой социальной группе. В обозначенном ключе можно признать моральное и юридическое право подавлять подобную нетерпимость, однако принятие принудительных мер следует поставить в зависимость от целесообразности и особенностей государственной политики, проводимой в соответствующий период времени [3, с. 158]. Б. И. Зеленко убедительно доказывает общность политической и конституционно-правовой ответственности, полагая, что вторая выступает своеобразной формой первой. Исследователь признает возможность исследования политической ответственности с позиции права и видит в ней атрибутивное свойство демократического правового государства и индикатор развития социальных процессов, причем неразвитость политических традиций в России обуславливается неразвитостью самой политической ответственности и ее правовой формы. Обозначена необходимость разработки обновленного теоретико-методологического подхода к политической ответственности [4, с. 142]. Очевидно, что «политический элемент» в системе юридической ответственности следует искать не только в структуре юридической деятельности, но и за ее пределами, охватив своим вниманием также предшествующие данной деятельности и последующие обстоятельства и следствия (последствия). С точки зрения юриспруденции состояние «до» появления юридической ответственности как института права (в объективном смысле) можно рассмотреть в контексте общего процесса правообразования и оценки (анализа) регулирующего воздействия, а состояние «после» применения юридической ответственности (в субъективном смысле) в определенной части охватывается степенью результативности (эффективности) правоприменительной деятельности. Правообразование − объемный и многоуровневый процесс зарождения и оформления предпосылок правового регулирования [5]. Начинаясь со стадии возникновения общественных отношений, нуждающихся в правовом регулировании (объективный элемент), далее он переходит в стадию осознания потребности в регулировании (субъективный элемент) и завершается заключительной стадией урегулирования общественных отношений − правотворчеством. По-видимому, предпосылки появления потребности в установлении юридической ответственности (изменении ее системы) возникают объективно, следуя динамике общественного развития. Так, в 2020 г. система юридической ответственности в России претерпела изменения в связи с неблагоприятной эпидемиологической обстановкой, когда в уголовное и административное законодательство был внесен ряд поправок, устанавливающих (конкретизирующих) ответственность за нарушения режима карантина и сопутствующие нарушения (федеральные законы от 01.04.2020 № 99-ФЗ и от 01.04.2020 № 100-ФЗ). Продолжаются дискуссии об особенностях ответственности за причинение ущерба беспилотными транспортными средствами [6, с. 117–120] и действия искусственного интеллекта. Так, эксперты Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) убеждены, что известная самостоятельность технологий, работающих на основе искусственного интеллекта, ставит новые задачи перед теорией и практикой юридической ответственности. Оценка регулирующего воздействия (ОРВ) проводится на этапе правотворческой деятельности и заключается в перспективном анализе предполагаемого воздействия проектов нормативных правовых актов на общественные отношения после обретения ими юридической силы. Так, согласно ст. 26.3-3 Федерального закона от 06.10.1999 № 184-ФЗ, в России процедура ОРВ проводится в отношении проектов нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации, обеспечивающих правовое регулирование предпринимательской и инвестиционной деятельности, включая вопросы ответственности за нарушение правил в данной сфере. Оценка проводится на основании специальных методических рекомендаций, утвержденных приказом Минэкономразвития от 26.03.2014 № 159. Между тем возможности и границы применения ОРВ в правовой сфере могут быть существенно расширены и усовершенствованы по сравнению с действующим законодательством, если посмотреть на этот вопрос с позиции политико-управленческого аспекта. Необходимо понимать, что оценка заключается в выявлении некоторой совокупности способов решения проблемы и выбора наиболее оптимального и приемлемого из них. Несмотря на различные подходы и механизмы, общий подход к выбору модели правового регулирования един: достичь максимальной пользы (выгод) при минимальных издержках. При этом итоговое заключение об ОРВ дается субъектами, принимающими политические решения и формирующими пошаговый инструментарий оценки качества [7, с. 130]. Поэтому в принципиальном моменте следует согласиться с мнением Ю. Г. Арзамасова о том, что фактором активного внедрения института ОРВ в российскую практику является потребность в научном, методологически обоснованном правовом прогнозировании действия разрабатываемых правовых актов посредством избранной модели правового регулирования [8, с. 5, 16]. В проблеме определения государственно-управленческого (политического) содержания и конструкта оценки регулирующего воздействия ОРВ существенно преуспели специалисты Центра оценки регулирующего воздействия Института государственного и муниципального управления НИУ ВШЭ. Степень результативности (эффективности) правоприменительной деятельности следует рассматривать в контексте норм права (уровень юридической ответственности в объективном смысле) и с точки зрения правоприменительных актов (уровень субъективной юридической ответственности). В. В. Кожевников, в частности, предлагает разграничивать эффективность норм права и эффективность их применения посредством обращения к системе «причина и следствие», одновременно отмечая, что результативность применения права является индикатором результативности осуществляемых норм [9, с. 43]. Анализируя эффективность мер юридической ответственности за нарушения норм земельного права, Е. Ю. Чмыхало ориентируется на принцип неотвратимости ответственности, сопоставляя удельное количество выявленных административных правонарушений с общим числом административных наказаний, назначенных за их совершение, а также общие статистические данные правонарушаемости в данной сфере. Кроме того, автор сравнивает сумму определенного судами вреда окружающей среде, причиненного земельными правонарушениями, и объем его возмещения, попутно отмечая отсутствие в правоприменительной практике единого подхода к решению вопроса о возмещении причиненного вреда в денежной форме [10, с. 194–196]. О. М. Калашеева и М. В. Шавалеев также видят эффективность юридической ответственности в реализации принципа неотвратимости последней, а также в достижении общественно полезных результатов [11, с. 91–92; 12, с. 227–228]. М. А. Кулушева утверждает, что эффективное применение ответственности по отношению к органам и должностным лицам местного самоуправления может способствовать выработке таблицы оце- ночных критериев социальной и политической результативности соответствующих органов власти [13, с. 52]. О. М. Иванова убеждена, что эталоном (измерителем) эффективности юридической ответственности следует избрать «ценность регулируемых и охраняемых общественных отношений для законодателя и общества» [14, с. 41]. Широкое распространение в научной литературе получило мнение о юридической ответственности как о методе обеспечения законности и функционирования публичных институтов [15, с. 141]. Я. И. Тихонов уместно связывает эффективность мер юридической ответственности с ее превентивной функцией, реализуемой в сложных социально-экономических и политических условиях правовой системы России. Посредством данной функции становится возможным контролировать различные негативные социальные тенденции и бороться с их причинами, воздерживаясь от колоссальных трат на восстановление нарушенных прав и компенсацию (возмещение) причиненного вреда [16, с. 193]. М. Ю. Осипов предлагает математические приемы определения степени эффективности юридической ответственности при выполнении функций общей и частной превенции, а также восстановления нарушенного права [17, с. 117–120]. Вышеизложенные авторские позиции наглядно свидетельствуют о существовании большой вариативности при оценке степени результативности юридической ответственности после ее применения, но имеют единый общий объект – состояние социально-политической обстановки в обществе, ставшее следствием действия рассматриваемого правового феномена. Через призму права обозначенную ситуацию можно рассмотреть, исходя из состояния «наказанности» самого правонарушителя и ориентируясь на общественный резонанс (оценку), вызванный существованием юридической ответственности на уровне закона и ее реализацией в конкретных правоотношениях. Очевидно, что охарактеризовать результаты реализации юридической ответственности с точки зрения полученного эффекта можно лишь при учете системы позиций гражданского общества (социальный ракурс) и публично-правовых институтов (политический ракурс). Проблемные зоны системы юридической ответственности, требующие применения методов политологии права.  Тот факт, что теория юридической ответственности была и остается одним из наиболее дискуссионных элементов общей теории права, в юридической науке практически не отрицается. Количество «белых пятен» в познании системы ответственности велико, и некоторые из них могут быть исследованы исключительно при помощи междисциплинарного методологического подхода, сопряженного с применением целого комплекса специальных методов, включая и политологические. Ввиду всеобъемлющего и многоуровневого по отношению к правовой материи характера система юридической ответственности включает в себя множественные области, остро нуждающиеся в проработке с точки зрения политологии права. К их числу уместно отнести следующие: 1) политические предпосылки планирования и закрепления норм юридической ответственности, а также механизмов ее реализации в законодательстве; 2) уровень (степень), направленность и принадлежность конкретным субъектам различных политических позиций, реализуемых в ходе обсуждения и принятия правотворческих решений, способных затронуть систему юридической ответственности; 3) политические основания и традиции, сформировавшиеся в процессе применения норм юридической ответственности и положенные в основу правоприменительной практики; 4) политические причины (факторы) изменений и отклонений в правоприменительной практике, получившие массовое или единичное распространение; 5) политическое содержание актов толкования норм юридической ответственности и особенностей их применения. Несмотря на фундаментальность указанных областей взаимодействия политической сферы и системы юридической ответственности, их нельзя воспринимать упрощенно – в отрыве от политогенеза. Государство всегда было и будет организацией публичной политической власти, которая объединяет специальные управленческие структуры, определяющие и применяющие меры юридической ответственности в отношении нарушителей права. Причем наличие эффективного механизма реализации юридической ответственности зачастую рассматривается в контексте «силы власти». Возможен и обратный феномен – ответственность государства за совершенные правонарушения, занимающая особое место в структуре политогенеза в рамках замкнутых циклов [18, с. 39, 70–71, 76, 173, 188]. Так, Н. В. Красницкий, размышляя о политическом содержании инноваций, пришел к выводу о необходимости рассмотрения самого «термина ‘‘инновации’’ в контексте общего политического развития государства и его политического процесса» [19, с. 266]. У. Шарма доказательно выстраивает алгоритм образования предпосылок для появления системы юридической ответственности как центрального элемента системы безопасности по типу сокращенного категорического силлогизма: цивилизация и культура прогрессируют там, где человеческая жизнь защищена → безопасность человека обеспечивается лишь в хорошо управляемом государстве → человек остро нуждается в хорошо управляемом государстве, без которого общественный прогресс немыслим → хорошо управляемое государство является условием для развития человека → государство – политический институт высшей важности, который поддерживает законность и правопорядок в обществе → государство является неотъемлемым элементом исследования политической науки. Отмечается, что в политической науке у большинства современных исследователей среди лидеров юридические методы, особенно успешно применяемые в «политических расследованиях» (political investigation) и находящиеся в системе «избранных» у немецких политических писателей. Ориентированность юридической методологии автор усматривает в констатации правосубъектности государства и содержания норм публичного права относительно юридического режима [20]. «Проблемность» как основной критерий для выявления зон системы юридической ответственности, требующих использования методов политологии права, заключается в установлении политической подоплеки и последствиях формулирования, реализации и интерпретации формально-правовых решений. Одним из возможных методологических приемов фиксации обозначенной «проблемности» является сопоставление правового и политического процессов, исходя из трех суперпозиций: субъекты и объекты, ресурсы и взаимодействия, складывающиеся на различных этапах политического и правового процессов. П. К. Гончаров предложил свою модель развертывания политического процесса, проходящую несколько этапов: 1) этап зарождения политического процесса (вызревание противоречий и потребностей, нуждающихся в разрешении субъектами политики); 2) этап актуализации политического процесса (осознание субъектами политики соответствующих противоречий и потребностей, сопряженное со включением в политическую повестку вытекающих из данной ситуации вопросов); 3) этап институционализации (определение позиций политических субъектов и принятие ими решений); 4) этап реализации потенциала политического процесса (практическая деятельность субъектов политики по выполнению своих решений); 5) этап конституирования новой социальной и политической реальности (завершение политического взаимодействия, увязанного с его положительными и отрицательными итогами и их оценкой, а также продолжением жизни общества в новых условиях) [21, с. 84–86]. Если сопоставить предложенную модель с правовым процессом развития юридической ответственности, то можно обнаружить весьма показательные корреляции: – на этапе зарождения политического процесса наблюдается еще не осознанное субъектами правотворчества (субъектами политики) возникновение потребности в принятии политического решения о введении (усилении, ослаблении или устранении) юридической ответственности для достижения требуемых показателей политической стабильности в контексте законности и правопорядка, что соответствует первому этапу процесса правообразования; – этап актуализации политического процесса юридически свидетельствует о фиксации субъектами правотворчества (субъектами политики) необходимости введения (усиления, ослабления или устранения) юридической ответственности и может выражаться в формализации или официальном заявлении о включении данного вопроса в планы правотворческой деятельности, что соответствует второму этапу процесса правообразования; – этап институционализации политического процесса заключается в правотворческой деятельности, сопряженной с активным участием в ней субъектов политики, предпринимающих действия по разработке и утверждению правового акта о введении (усилении, ослаблении или устранении) юридической ответственности в том виде, который приемлем для определенной политической группы, что соответствует третьему этапу процесса правообразования; – на этапе реализации потенциала политического процесса мы наблюдаем динамику ранее трансформированной системы юридической ответственности, по которой можно отследить корректировку правовой реальности и политических решений, выносимых в ходе действия измененного механизма правового регулирования; – конституирование на завершающем этапе новой социальной и политической реальности связано с установлением пересмотренной правоприменительной практики и принятием новых нормативных и индивидуальных актов-разъяснений относительно трансформаций, которые претерпела система юридической ответственности. Предложенный интегративный подход к восприятию политико-правового процесса становления и развития системы юридической ответственности не способен в полной мере показать все проблемные зоны ее взаимодействия с политической сферой, но вполне пригоден для определения перспектив применения методов политологии. Сложно игнорировать и то обстоятельство, что «усложнение общественных отношений и изменение общественно-политического строя обусловили как специализацию, так и унификацию отраслей отечественного права и законодательства… В свою очередь, данные процессы (и не только они) предопределили становление и развитие новых отраслевых институтов юридической ответственности» [22, с. 41–42]. Предполагаемые результаты и перспективы использования методов политологии права в исследованиях системы юридической ответственности. Обозначим четыре наиболее перспективных (по нашему мнению) метода политологии права, которые в потенциале способны обеспечить качественное развитие юридических исследований, включая и проблематику системы юридической ответственности. В их числе политико-правовой анализ, политико-правовое моделирование, политико-правовой эксперимент и сравнительный политико-правовой метод. Охарактеризуем каждый из обозначенных методов, исходя из предполагаемых результатов и перспектив его использования в познании системы юридической ответственности. Политико-правовой анализ является универсальным приемом познания политико-правовой действительности и в значительной степени представляет собой развитие базовых институциональных методов политических и юридических исследований. Ю. А. Нисневич обоснованно указывает, что данный метод относится к группе качественных и позволяет оперировать ценностными оценками при выявлении политических целей и результатов таких действий совместно с их правовой формализацией, что открывает существенные перспективы для построения целостного восприятия изучаемых объектов и предметов [23, с. 10]. Разграничивая правовую и политическую компоненты политико-правового анализа, в первую из них автор включает анализ содержания законодательства на соответствие его основному закону и глобальным международным актам о правах и свободах человека и гражданина, а во вторую – анализ политической направленности официальных решений (действий) органов власти на решение определенных вопросов [24, с. 8]. Не оспаривая в принципиальной части данную позицию, отметим, что правовую компоненту политико-правового анализа не следует сводить лишь к нормам права (правотворческой деятельности), она гораздо шире. Как верно заметил П. Крейг, исследуя при помощи политико-правового анализа принцип субсидиарности национального права государств- участников Европейского Союза (ЕС) в отношении наднационального права Европейского Союза, эффективность правового регулирования и политических решений также зависит от правоприменительной деятельности [25, с. 84–85]. Результаты использования метода политико-правового анализа в исследованиях системы юридической ответственности в перспективе должны разрешить до настоящего времени не решенные вопросы о социально-политических предпосылках установления юридической ответственности, о содержании политической воли, необходимой для применения и толкования (совершенствования) «мертвых» норм юридической ответственности, о политических оценках эффективности ответственности и многом другом. Метод политико-правового моделирования предполагает специфический синтез, в результате которого из элементов отдельных политических и юридических явлений воссоздаются интегративные конструкции в виде фрагментарных образов политико-правовой реальности, отражающих важнейшие признаки последней. Так, С. В. Кодан отмечает преимущества политико-юридического подхода в познании государственно-правового развития и размышляет над процессами российской модернизации в условиях отказа от конфликтной марксистской модели и стремления к западной модели развития общества. Моделирование общественных изменений в теории модернизации опирается, по мнению автора, на линейный подход [26]. С. В. Бондарев подчеркивает опасность простого механического переноса моделей организации и функции самоуправления в контексте изменений российской правовой и политической систем [27, с. 15]. В. А. Петрушкин убежден, что использование моделирования в праве позволит разобраться во взаимовлиянии правовой модели (законодательства и правоприменения), политической и экономической ситуации [28, с. 22]. А. Ю. Петухов демонстрирует обратную картину: от политического моделирования к правовой действительности [29, с. 20–21]. В свою очередь, А. Ю. Мамычев утверждает, что процесс обеспечения социокультурной общности и цивилизационной идентичности можно охарактеризовать посредством нескольких взаимосвязанных уровней. К примеру, эмпирический уровень политико-правовой жизни общества показывает специфику политического взаимодействия и обычно-правовых форм, в которых поведение складывается на основе типизированных моделей социально-властного взаимодействия. Институциональный уровень воплощает в себе типизированные модели позитивного взаимодействия в системе «личность – общество – государство», а его динамическая активность носит институционально-нормативный характер, охватывая законодательную, правоприменительную, судебную и иную политико-правовую практику. Уровень социально-культурной целостности также связан с устойчивыми формами и способами восприятия феноменов политико-правовой реальности с учетом обозначенных моделей взаимодействия [30, с. 14]. Размышляя над перспективами использования метода прогнозного моделирования в праве, Е. Н. Салыгин полагает, что изучение более широкого контекста регулятивных правовых предписаний характеризует институциональные связи правовых норм и среду их возникновения и развития (социально-экономические и политические условия). При создании того или иного правового предписания специалист по ОРВ должен определить, как данный акт впишется в систему приоритетов экономической политики государства. Моделирование правового поведения требует социолого-экономического анализа политических факторов среды функционирования правовых институтов [31, с. 12, 18, 22]. Результаты использования метода политико-правового моделирования в исследованиях системы юридической ответственности позволят уточнить институциональную структуру последней и особенности взаимодействия составляющих ее правовых средств с внешней политической средой на различных этапах развертывания механизмов ответственности. В перспективе станет возможным создать интегративную политико-правовую модель системы юридической ответственности, адаптированную для ее внедрения в общественно-политическую практику и учитывающую разнообразные факторы (противодействия) среды, в которой предполагается задействовать охранительный потенциал негативных санкций. По отношению к рассмотренным методам политико-правовой эксперимент и сравнительный политико-правовой метод являются в большей степени вспомогательными и специализированными. До недавнего времени возможность применения научного эксперимента политологической мыслью отрицалась. Вместе с тем новейшие исследования доказывают обратное, о чем свидетельствует, в частности, многолетнее исследование Дж. Холбейна, посвященное выявлению социально-психологических причин формирования у взрослых людей избирательного абсентеизма (на основе экспериментального вмешательства по методике Fast Track, учитывающей ряд социально значимых характеристик) [32, с. 574–580]. Другим, не менее показательным примером выступает совместный проект авторского коллектива (Г. Симоновиц, Г. Кежди и П. Кардос), нацеленный на минимизацию и профилактику этнических предрассудков венгров по отношению к цыганам в форме онлайн-игры приключенческого жанра. Экспериментальная составляющая игры проявлялась в постановке перед участниками различных вопросов ситуативного характера, позволяющих оценить динамику и скорректировать в положительную сторону восприятие цыган игроками с последующим анализом результатов [33, 186–192]. Важность экспериментирования проявляется также в содействии социуму определять и решать вопросы «стратегии и тактики политического развития так, чтобы эта работа не создавала дополнительных сложностей текущей политике, не нарушала размеренности хода политических дел» [34, с. 64]. В. Л. Волгин также полагает, что политическое экспериментирование выступает одним из основных факторов современной политической жизни и может рассматриваться с самых разных позиций, обладает вариативностью форм [35]. Метод правового эксперимента проявляется в контролируемой апробации предполагаемых изменений в правовой жизни при помощи правовых средств. Соответственно, правовой эксперимент применим к любым видам юридической деятельности, включая правотворческую и правореализационную (правоприменительную) [36, с. 29–31]. В. Н. Ельцов уместно обращает внимание, что цель правового эксперимента – идеальный результат, к достижению которого стремится экспериментатор (компетентный орган), проверяющий гипотезу предполагаемой к внедрению правовой идеи [37, с. 8]. Учитывая «неформальный» характер политической действительности и формализованную сущность правовых явлений, ставших объектом экспериментирования, мы склоняемся к тому, что метод политико-правового эксперимента синтезирует внутреннюю (политическую) и внешнюю (юридическую) составляющие, позволяя комплексно оценивать предполагаемые изменения в системе общественных отношений, предоставляя качественно новую информацию о возможных проблемах, рисках и перспективах взаимодействия затрагиваемых сфер. В числе проблемных вопросов, нуждающихся в политико-правовом эксперименте в России, мы предлагаем актуализировать исследования правового нигилизма в политической сфере и противоречий между социумом и государством, тормозящих развитие институтов гражданского общества. Система юридической ответственности также нуждается в политическом и праксеологическом осмыслении ответственности публичных органов власти [38, с. 40–41]. С учетом активного конституционно-правового и административно-правового реформирования, набирающего обороты в нашем государстве в последнее время, мы предлагаем рассмотреть возможность апробации законодательных новелл по совершенствованию юридической ответственности (например, муниципально-правовой) на одной из федеральных территорий, первая из которых была учреждена на основе поселка Сириус в Краснодарском крае. Соответственно, эксперимент может пониматься не только как научный метод познания окружающей действительности, но и как способ ограниченного по времени, территории (кругу лиц) локального проектирования окружающей социальной реальности в целях получения необходимого опыта для принятия управленческих решений. Исходя из второй позиции, представляется возможным согласиться с В. А. Сивицким и М. Ю. Сорокиным в том, что к правовому эксперименту не обязательно «пристегивать» категорию научности, поскольку здесь важнее обеспечить нормотворческую рациональность, руководствуясь логикой управленческой деятельности [39, с. 18–19]. Сравнительный политико-правовой метод  создает предпосылки для развития компаративистики политологии права, показывая особенности организации политических и правовых явлений и процессов в различных государствах и правовых системах в их соотношении (единстве, различии, взаимодействии и т. д.). А. А. Малиновский, размышляя о проблемах методологии сравнительного правоведения, приходит к убеждению, что сравнение правовых систем следует начинать с сопоставления их официальной символики, поскольку даже иллюзорное сходство может содержать в себе фундаментальные содержательные отличия, указывающие на политическую идеологию и ценности общества [40, с. 13]. А. Ю. Мордовцев, Т. В. Мордовцева и А. Ю. Мамычев, опираясь на работы античных философов, доказывают существование политико-правовой действительности (пространства, мира, дискурса) и потребности ее изучения в сравнительном срезе [41, с. 32–40]. А. Лейпхарт замечает, что сравнительный метод в политических исследованиях зачастую используется интуитивно, без «подключения» его сильных сторон и понимания места в методологии [42, с. 682]. Взаимообусловленность политических и правовых процессов в каждом из государств ставит перед компаративистами задачу познать не только внешние юридические конструкции, отраженные в нормах права, но и общую политическую обстановку и факторы, влияющие на установление и реализацию данных конструкций. Показательным примером здесь может послужить исследование «Конституционно-правовая охрана в странах Северо-Восточной Азии», в которой авторы оценивали правоохранительную систему основных стран региона через призму ее конституционно-правовой организации, опираясь на политико-правовую ситуацию в государстве и стремясь сопоставлять выявленные особенности с ситуацией в Российской Федерации [43]. Сравнительный политико-правовой метод в отношении системы юридической ответственности важен как с позиции выявления слабых и сильных сторон межотраслевого института ответственности, так и с точки зрения понимания его политической обусловленности и соответствующих «неправовых» препятствий при его реализации на практике. Как уже было отмечено, институт публично-правовых органов, играя важную роль в правовом государстве, имеет непосредственную политическую подоплеку (нежелание органов власти создавать для себя потенциальный риск подвергнуться наказанию), которая также нуждается в выявлении и преодолении в общественно полезных целях, для чего необходимо обращаться и к зарубежному опыту. Подведем итоги проведенному исследованию. Во-первых, методологический инструментарий юридической науки нуждается в расширении и совершенствовании за счет привлечения методов и средств политологии права. Для этого необходимо решение трех базовых проблем: определение статуса политологии права в отношениях с юридическими и политическими науками; выявление областей их пересечения, обоснование специфических методов политологии права. Во-вторых, на примере проблематики системы юридической ответственности можно проследить потенциал политологии права в исследовании политической составляющей этого важнейшего правоохранительного института. Система юридической ответственности – это комплексная правовая категория, элементы которой находятся во множественных связях с правовой системой и взаимодействуют как единое целое для достижения целей и выполнения функций юридической ответственности на уровне объективного права (в нормах) и субъективного права (в конкретных правоотношениях). Первичное «внедрение» в частную теорию юридической ответственности методологического инструментария политологии права должно проходить последовательно, по стадиям: 1) очерчивание области соприкосновения системы юридической ответственности с социально-политической сферой; 2) определение в данной области проблемных зон системы юридической ответственности, требующих применения методов политологии права; 3) оценка предполагаемых результатов и перспектив использования методов политологии права в исследованиях системы юридической ответственности. В-третьих, учет особенностей всей совокупности видов юридической деятельности, в которых находят свои проявления отдельные элементы системы юридической ответственности, необходим для субсидиарного (восполнительного) применения методов и средств политологии права. На теоретическом уровне необходимо поэтапное наложение динамической модели юридической ответственности на модель политического процесса для выявления взаимодействия и противоречий между юридическими и политическими феноменами. В-четвертых, достижения отечественной и зарубежной гуманитарной науки наглядно демонстрируют преимущества прямой и обратной интеграции политических и юридических методов, в результате которой возникают новые перспективные методологические конструкции политико-правового характера, которые могут актуализировать и укрепить позиции политологии права, а также расширить возможности комплексного познания социальных феноменов, включая и систему юридической ответственности.

About the authors

I. A. Kuzmin

Author for correspondence.
Email: grafik-87@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files