On the construction of the corpus delicti committed by a person occupying the highest position in the criminal hierarchy

Full Text

Значительные трудности в правоприменительной практике возникают в связи с квалификацией преступлений, совершенных в составе или в связи с преступным сообществом (преступной организацией). По сведениям Судебного департамента при Верховном Суде РФ, за весь период действия статьи 210.1 УК РФ (с 2019 года) вынесено семнадцать приговоров, а по ч. 4 ст. 210 УК РФ – два приговора (в 2018 и 2020 году соответственно) [1]. Несмотря на небольшое число вынесенных приговоров, современные криминологические показатели указывают на повышенную общественную опасность организованной преступности, связанную в том числе с ее распространенностью. Высокий уровень общественной опасности организованной преступности подтверждается определенными изменениями законодательства и правоприменительной практики. Так, в целях борьбы с организованной преступностью, Федеральным законом от 1 апреля 2019 года № 46-ФЗ установлена уголовная ответственность за занятие высшего положения в преступной иерархии в новой ст. 210.1 УК РФ. Это изменение законодательства привело к тому, что в настоящее время уголовная ответственность предусмотрена не только за фактическое осуществление руководства преступным сообществом, но и за наличие самого преступного статуса такого руководителя, что подтверждается судебной практикой. Так, 7 октября 2020 года Московский городской суд вынес один из первых обвинительных приговоров по ст. 210.1 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за занятие высшего положения в преступной иерархии, в отношении виновного О., располагающего в отдельных сформированных кругах уголовным титулом «вора в законе» [2]. В статье 210.1 УК РФ указан специальный субъект преступления– лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии, но в статье не содержится его легальное определение. В уголовно-правовой доктрине наличествуют разнообразные подходы к пониманию «преступного статуса». Одни авторы в своей позиции указывают: «Занятие высшего положения в преступной иерархии включает в себя последовательность действий, образующих способ достижения желаемого преступного результата: выдвижение кандидатуры, принятие решения по ней на воровской сходке, оповещение о присвоении лицу искомого статуса, выполнение им статусных функций» [3, с. 10]. Другие не делают акцент на действиях, а пишут о «нахождении лица на высшем месте возможного правления «профессиональной» управляемой преступной средой на всей территории Российской Федерации» [4, с. 29]. При этом отсутствует и легальное толкование таких оценочных признаков, как «преступная иерархия» и «высшее положение». По мнению П. А. Скобликова, «…специальным субъектом следует определять «выдающихся» криминальных лидеров ‒ целеустремленных, с устойчивыми криминальными установками и хорошими организаторскими способностями, наработавших себе значительный криминальный авторитет» [7, с. 35]. Представляется, что любой статус преступника в принципе не может определяться без оценки его действий. Наличие преступного статуса у лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, в наибольшей степени обусловлено разновидностью его общественно опасного поведения. Общественная опасность заключается в том, что эти лица являются «хранителями преступных традиций, благодаря им преступная деятельность получает устойчивость» [5, с. 468]. Повышенная степень общественной опасности лица, занимающего лидерские позиции в преступном сообществе, детерминируется совершением тяжких или особо тяжких преступлений. Кроме того, нередко возникают сложности с конкретизацией особого статуса лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, поскольку ни в одном нормативном правовом акте не устанавливаются критерии такой конкретизации. Опираясь на судебную практику, полагаем, что «вором в законе» является ранее судимое лицо, имеющее соответствующий авторитет в криминальной среде. Так, Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РФ от 22 сентября 2022 года вынесено определение в отношении осужденного Н. Осужденный дважды отбывал наказание в местах лишения свободы и, как следует из показаний ранее допрошенных по делу лиц, в 2015 году на сходке лиц, занимающих лидирующее положение в преступной иерархии, с его согласия, был наделен статусом «положенца» по Республике Т. Свидетели из числа ранее судимых лиц узнали об этом от других осужденных и общепринятых в криминальных кругах письменных сообщений, распространяемых в местах лишения свободы. Кроме того, в соответствии с заключением эксперта, татуировки, нанесенные на тело Н., подтверждают его статус «положенца» в преступной иерархии как лица, занимающего высокое положение в преступной элите [6]. В действующем УК РФ учет общественной опасности личности противоречиво определяется для различных институтов уголовного права. Неоднозначным является вопрос об оценке опасности личности для целей обоснования уголовной ответственности. Отметим, что опасное состояние личности – это совокупность предопределяемых склонностей к совершению преступлений. В уголовном законодательстве советского периода явно наблюдалась тенденция конструирования составов преступлений и усиления уголовной ответственности с учетом повышенной общественной опасности личности виновного. В УК РСФСР 1922 г. и в УК РСФСР 1926 г. закреплялись превентивные меры в виде системы мер социальной защиты, которые распространялись на всех лиц, совершивших общественно опасное деяние. При этом данные меры применялись и к лицам, «имеющим связь с преступником (преступной средой)». Такие меры социальной защиты были созданы в целях защиты общества от возможно совершенных преступлений, они обращены к будущему преступника [8]. Данные меры в преобладающей степени были направлены на снижение общественной опасности личности преступника, а не опасности совершенного преступления. Отметим, что допускалось признавать общественную опасность деяния вторичной, по сравнению с общественной опасностью личности виновного. Уголовная ответственность за имеющийся криминальный статус виновного – как лица, занимающего высшее положение в преступной иерархии, представляется возвращением к теории «опасного состояния», легализованной в раннем советском уголовном праве. Однако установление уголовной ответственности в ст. 210.1 УК РФ находится в противоречии со ст. 8 УК РФ, где основание уголовной ответственности связано с преступлением, факт которого подтвержден составом преступления. Соответственно, без подтверждения того, что лицо, занимая в преступном сообществе высшее положение, участвует в совершении преступлений, привлечь его к уголовной ответственности нельзя. Концепция особой опасности некоторых преступников отражается и в уголовном законодательстве зарубежных стран. Однако при ее применении всегда делается отсылка на девиантное поведение виновных лиц, особенно в случаях рецидива преступлений. По нашему мнению, в УК РФ 1996 г., по состоянию на время его принятия, законодатель справедливо отказался от ранее известной теории «опасного состояния личности». В. Д. Филимонов справедливо заметил: «Основным критерием общественной опасности личности преступника является преступление» [9, с. 153–185]. Б. В. Волженкин отмечал, что «единственным основанием наступления уголовной ответственности и неоспоримым доказательством общественной опасности виновного является осуществление преступного посягательства» [10]. С другой стороны, необходимо принимать во внимание, что критериями общественной опасности личности преступника являются не только само совершенное преступление, но и в целом степень его опасности и вероятность совершения нового преступления в будущем. Несовершенная конструкция состава преступления в ст. 210.1 УК РФ и правовая неопределенность этой статьи создали условия для фактической легитимизации «высшего положения в преступной иерархии». Полагаем, что наличие в УК РФ такой статьи и ее использование правоприменителями не должно выступать инструментом, подтверждающим особое положение указанных лиц в преступной среде. Таким образом, установление уголовной ответственности за наличие у лица криминального статуса в ст. 210.1 УК РФ без учета общественной опасности преступных деяний, совершенных данным лицом, противоречит ст. 8 УК РФ, определяющей основание уголовной ответственности как совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления. Кроме того, эта законодательная новелла противоречит закрепленному в ст. 6 УК РФ принципу справедливости, поскольку для применения к виновному лицу наказания необходимо, чтобы оно соответствовало характеру и степени общественной опасности совершенного им преступления. Не будучи сторонниками теории «опасного состояния личности», полагаем, что эта теория не должна влиять на практику квалификации преступлений. Если нет преступления в том смысле, который определен статьями 8 и 14 УК РФ, то исключается и официальная квалификация преступления. Значит, необходимо исключить статью 210.1 из УК РФ. Одновременно в целях совершенствования и оптимизации действующего уголовного законодательства, регламентирующего ответственность за преступления, связанные с преступным сообществом (преступной организацией), отдельные статьи Особенной части УК РФ, предусматривающие уголовную ответственность за совершение особо тяжких преступлений, предлагаем дополнить квалифицирующим признаком (особо квалифицирующим признаком) – «деяние, совершенное лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии». Данное предложение обеспечит, с одной стороны, учет существенного изменения общественной опасности личности виновного при дифференциации уголовной ответственности, а с другой стороны, соответствие принципам уголовного права, начиная с принципа справедливости. 

About the authors

D. M. Semenova

Author for correspondence.
Email: 5500diana@mail.ru
Russian Federation

D. A. Nuzhdova

Email: nuzhdova.dasha@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files