Legalization of criminal law prohibitions as a vector of modern criminal law policy

Full Text

На современном этапе развития российской государственности роль уголовно-правовых запретов как инструмента социального управления усиливается. Об этом свидетельствует лавинообразный процесс реформирования уголовного закона. Отметим, что в 2021 году Уголовному кодексу Российской Федерации (далее – УК РФ) исполнилось 25 лет, и неизменными в нем остались только 13,9 % статей. Всего, по состоянию на 8 октября 2021 года, в УК РФ внесены изменения и дополнения 273 федеральными законами. Так, в 2020 году законодатель внес изменения в УК РФ путем принятия 14 федеральных законов. К слову, 4 федеральных закона приняты в один день – 30 декабря 2020 года. Законодатель возвращался к уголовному закону в 2020 году практически ежемесячно. Подавляющее большинство уголовных законов, принятых в 2020 году, являлись криминализирующими и пенализирующими законами, то есть увеличивали ряд запрещенных деяний и повышали уровень уголовной репрессии. В УК РФ за указанный год появилось 7 новых составов преступлений. Можно заключить, что криминализация относится к доминирующим направлениям в современном уголовно-правовом законотворчестве. Традиционно криминализация рассматривается и как направление уголовно-правовой политики. Следует ли из вышесказанного вывод, что процесс криминализации является преобладающим в уголовно-правовой политике? Связано ли данное направление с концепцией уголовного закона? К каким социально-правовым результатам приводит рост числа уголовно-правовых запретов? В рамках настоящей статьи мы попытаемся ответить на поставленные вопросы. 1. Является ли на сегодняшний день процесс криминализации вектором развития российской уголовно-правовой политики? Классическим в отечественной доктрине уголовного права признается определение криминализации, данное В. Н. Кудрявцевым, – как процесса и результата признания определенных видов деяний преступными и уголовно наказуемыми [1, с. 17–18]. Известны и другие подходы к пониманию криминализации. Например, А. П. Кузнецов рассматривает криминализацию как один из юридико-технических приемов, используемых законодателем в законотворческой деятельности [2, с. 16]. Однако процесс криминализации предполагает не только реализацию юридико-технических приемов и средств законодателем. Представляется, что криминализация является механизмом легализации уголовно-правового запрета. На наш взгляд, процесс криминализации с точки зрения легализации уголовно-правового запрета проходит следующие этапы: определение политической, социальной и правовой необходимости уголовно-правового регулирования конкретного вида общественного отношения; формирование уголовно-правового запрета как государственно-властного веления; формирование запрещающей уголовно-правовой нормы (при этом уголовно-правовой запрет выступает содержанием, ядром данной нормы); фиксация запрещающей нормы в тексте уголовного закона. Таким образом, криминализация нами рассматривается как процесс и результат формирования уголовно-правового запрета в уголовном законе. По нашему мнению, сначала формируется запрет, а уже затем в соответствии с границами запрета определяются деяния, которые после легализации запрета в законе становятся преступными и наказуемыми. Н. А. Лопашенко обоснованно называет причинами криминализации возникновение новых видов общественно опасной деятельности людей; неблагополучную динамику определенных видов опасных для общества человеческого поведения; необходимость усиления охраны конституционных прав и свобод личности; ошибки проведения декриминализации деяний и др. [3, с. 50]. На наш взгляд, не все легализуемые в уголовном законе запреты вводятся при наличии достаточных причин для криминализации. Например, Федеральным законом № 352-ФЗ от 27 октября 2020 года [4] УК РФ дополнен статьей 200/7, которой установлена ответственность за подкуп арбитра (третейского судьи). Статья состоит из 8 (!) частей и двух примечаний, предусматривает основания и пределы уголовной ответственности за незаконную передачу арбитру материальных ценностей и получение третейским судьей таковых. Руководствуясь алгоритмом криминализации, определенным Н. А. Лопашенко, предлагаю на примере ст. 2007 УК РФ оценить, как применяются научно обоснованные критерии криминализации в законотворческом процессе. А. Возникновение новых видов общественно опасной деятельности людей Институт арбитража (третейского разбирательства) введен в правовую реальность Федеральным законом № 382-ФЗ от 29 декабря 2015 года «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» [5] (далее – Федеральный закон). Правовая сущность данного института состоит в договорной подсудности споров, возникающих между юридическими лицами, которые по соглашению определяют физическое лицо (арбитра), рассматривающее правовые конфликты между участниками гражданско-правовых отношений. Иными словами, речь идет о дискретном праве предпринимателей определить физическое лицо, пользующееся заслуженным авторитетом у сторон, в качестве судьи при рассмотрении гражданско-правовых споров. Согласно Пояснительной записке к проекту Федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в целях установления ответственности арбитров (третейских судей) за коррупцию» легализация данного уголовно-правового запрета объясняется тем, что к 2020 году (через пять лет после введения этой системы альтернативного судопроизводства) возник «риск коррупционных правонарушений арбитров (третейских судей) в целях извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц вопреки задачам своей деятельности» [6]. Таким образом, законодатель считает возможным основанием легализации нового уголовно-правового запрета даже риск совершения общественно опасных поведенческих актов. Обстоятельств, подтверждающих возникновение нового вида общественно опасного поведения людей, при обосновании закона не приводится. Следует также отметить, что в цитируемой Пояснительной записке не приводится в качестве довода даже единичного случая подобных правонарушений и нет ссылки на криминологический прогноз соответствующих противоправных деяний. Отметим еще раз, что арбитр (третейский судья) определяется сторонами гражданско-правового спора совместно и добровольно, что, безусловно, не исключает возможность его подкупа, но, в отличие от профессионального судьи, данная креатура полностью зависит от сторон спора. Б. Неблагополучная динамика определенных видов опасного для общества поведения человека Говорить о динамике возможных случаев подкупа третейских судей не приходится, поскольку нет доступных для анализа официальных данных о реальных событиях получения или передачи средств подкупа арбитра (третейского судьи). Неслучайно законодателем при легализации уголовного-правового запрета фактическая информация не приводилась. В. Необходимость усиления охраны конституционных прав и свобод личности Представляется, что легализация данного уголовно-правового запрета не влияет на уровень и качество охраны конституционных прав и свобод граждан. При этом следует отметить, что законодателем при определении объекта уголовно-правовой охраны допущены ошибки. Статья 2007 УК РФ, предусматривающая уголовную ответственность за подкуп арбитра, помещена в главу 22 «Преступления в сфере экономической деятельности». Однако подкуп арбитра посягает не на экономическую деятельность как таковую. Данный вывод подтверждает сам же законодатель. В пункте 1 статьи 2 Федерального закона указано, что деятельность арбитров в рамках арбитража (третейского разбирательства) не является предпринимательской. На самом деле причины криминализации данного деяния определяются исключительно международными обязательствами Российской Федерации, поскольку законопроект подготовлен «в целях реализации рекомендаций Группы государств против коррупции (ГРЕКО) по итогам третьего раунда по теме «Криминализация преступных деяний», о чем указал в своем отзыве на соответствующий законопроект Верховный Суд Российской Федерации [7]. Задача выполнения международных обязательств Российской Федерации в этой части могла быть решена иным юридико-техническим приемом, а именно отнесением арбитра (третейского судьи), как субъекта процесса разрешения спора третейским судом и принятия решения третейским судом (арбитражного решения), к должностным лицам. Анализ норм Федерального закона позволяет заключить, что арбитр (третейский судья) является субъектом, который по специальному полномочию осуществляет функции представителя власти и организационно-распорядительные функции. Государство предоставило право хозяйствующим субъектам самостоятельно выбирать судей в гражданско-правовых спорах, и само же в Федеральном законе определило их специальные полномочия. Решения арбитров (третейских судей) являются обязательными для хозяйствующих субъектов и влекут соответствующие правовые последствия, по сути, третейские суды являются системой альтернативных дискретных судов. При этом получение незаконного вознаграждения или дача незаконного вознаграждения такому лицу в процессе осуществления данной деятельности дискредитируют государство и государственную власть, поскольку государство передало часть именно государственных полномочий по рассмотрению гражданско-правовых споров данным лицам на основании специального полномочия. Тот факт, что арбитры (третейские судьи) не входят в систему органов государственной власти, не исключает возможности признания данных лиц должностными. Более того, законодатель ранее уже признал таковыми субъектов, обладающих организационно-распорядительными и административно-хозяйственными полномочиями, например, в публично-правовых компаниях, государственных корпорациях, хозяйственных обществах с государственным капиталом, которые в систему органов государственной власти не входят. Г. Ошибки проведения декриминализации деяния Обсуждаемый уголовно-правовой запрет введен в уголовный закон впервые и ранее не подвергался декриминализации. Таким образом, анализ условий введения ст. 200/7 в УК РФ позволяет заключить, что задача по выполнению международного обязательства могла быть решена не путем легализации необоснованного, с позиции науки уголовного права, уголовно-правового запрета, а иным юридико-техническим приемом, не вызывающим избыточность уголовного закона и не нарушающим его системность. 2. Связан ли реальный процесс криминализации с концепцией уголовного закона? Концепцией принято признавать комплекс взглядов на что-либо, связанных между собой и образующих единую систему; определенный способ понимания, трактовки каких-либо явлений; основную точку зрения, руководящую идею для их освещения [8]. В Толковом словаре русского языка С. И. Ожегова концепция определяется как система взглядов на что-нибудь, основная мысль [9, с. 448]. Под концепцией уголовного закона мы понимаем систему фундаментальных положений, определяющих смысловое, правовое, социальное и политическое его содержание, а также направления развития уголовного закона. На наш взгляд, концепцию УК РФ при его принятии в 1996 году определяла совокупность принципов, указанных в 1 главе «Задачи и принципы Уголовного кодекса Российской Федерации». Следует согласиться с мнением Т. В. Кленовой, что в настоящее время концепция уголовного закона корректируется законодателем независимо от закрепленных в настоящем Кодексе принципов – путем изменения и дополнения не только норм Общей части УК РФ, но и запрещающих норм, расположенных в Особенной части УК РФ. При этом Т. В. Кленова под концепцией уголовного закона предлагает понимать систему основополагающих идей и правил, определяющих состав и содержание как кодифицированного уголовного закона, так и законов, его изменяющих и дополняющих, а также включает в концепцию уголовного закона моделирование последствий предполагаемых изменений [10, с. 7]. Представляется, при отсутствии фундаментальных и непоколебимых границ уголовного правотворчества уголовный закон лишается единого, системного, смыслового, правового, идеологического и политического содержания. Е. Н. Салыгин верно заключает: «Узость круга лиц, обсуждающих уголовно-правовые инициативы, поспешность, с которой они принимаются, в итоге нивелируют или, можно сказать, нейтрализуют фактор уголовной политики, требующей по определению всесторонне изученных, научно обоснованных рекомендаций. Поэтому можно сказать, что изменения Уголовного кодекса продиктованы узкогрупповыми политическими интересами правящей коалиции, в которых находят свое преломление экономические, социальные и иные факторы общественной жизни» [11, с. 11]. 3. Приводит ли рост числа уголовно-правовых запретов к положительным социально значимым последствиям? Рассмотрим данный вопрос с использованием в качестве примера уголовно-правовых запретов криминальных деяний, совершаемых в сети Интернет. В уголовном законе на сегодняшний день насчитывается 16 составов преступлений, совершаемых с использованием информационно-коммуникационных сетей, включая сеть Интернет. Количество таких составов стремительно растет, начиная с 2017 года. Предлагаю соотнести динамику изменения числа составов преступлений, совершаемых с использованием сети Интернет, с количеством зарегистрированных преступлений с указанными составами. Если в 2017 году (согласно докладу Главного аналитического центра МВД РФ о состоянии преступности за 2017 год) [12] совершено 90 587 указанных преступлений, в 2018 году – 174 674 [13], в 2019 году – 294 409 [14], то в 2020 году зарегистрировано 510 396 таких преступлений [15]. Особо следует отметить, что в 2020 году прирост соответствующих преступлений в Санкт-Петербурге составил 780,6 % [15]. Иными словами, количество уголовно-правовых запретов, регулирующих социальные процессы, в Интернете растет, но нет эффекта результативного социального управления. Количество зарегистрированных преступлений, совершаемых таким способом, только возрастает. То есть увеличение числа уголовно-правовых запретов в сети Интернет не достигает главной задачи – формирования законопослушного поведения. Подводя некоторый итог данным рассуждениям, отметим, уголовный закон как фундаментальный регулятор социальных процессов имеет мощный правовой, силовой и организационный ресурс, использование которого должно, безусловно, соотноситься с современной картиной социального мира, а главное, соответствовать базовым человеческим ценностям, основной из которых является справедливость. В противном случае задачи, возлагаемые на уголовный закон, решены не будут.

About the authors

N. T. Idrisov

Author for correspondence.
Email: nail070@mail.ru
Russian Federation

References

Supplementary files